Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
— Привал! — бодро выкрикнул Стас.
Грауфф и Бурлака остановились, однако рюкзаки с себя скинули и уселись на землю только после того, как это сделал Стас.
Усталость боятся показать, мысленно улыбнулся Стас. Неплохие ребята. Если б не эти обстоятельства, он мог бы с ними, пожалуй, подружиться. Черт, и зачем он только согласился! Ну, не лежит сердце к этой вынужденной охоте, и все тут. Как себя убеждал: мол, ничего страшного, парой уток меньше станет–их до него десятками отстреливали. И, несмотря на все самоуговоры, все же чувствовал себя отвратительно. Причину он знал: он нарушил свой служебный долг — вместо того чтобы охранять,
Стас ощутил на себе чей–то взгляд, обернулся и увидел, что на него изучающе смотрит Грауфф. В серых глазах, разделенных высокой горбатой переносицей, Стасу почудились понимание и ирония. Он решительно встал.
— Все, отдохнули. Если хотим на месте быть засветло, надо идти.
Привал заметно прибавил сил, ноги снова привычно заскользили по чахлой лесной траве, по бурым песчаным бугристостям, по влажным подстилкам из мха и папоротников, отбрасывая назад километр за километром. Однако прошло полчаса, час, и шаг путников замедлился. Усталость надавила на плечи и вгрызлась в набухшие от тяжести рюкзаков шеи, в перенапряженные икры. Даже ружья, которые охотникам никогда не в тягость, как бы налились свинцом, и их приходилось то и дело перекладывать из руки в руку. Однако Стас так больше и не сделал привала. Он шел и одновременно с мстительным удовольствием и сочувствием вслушивался в загнанное дыхание спутников позади себя.
Когда за очередной, наверное, стомиллионной на их пути поляной блеснуло голубое лезвие реки, Стас не то прохрипел, не то прокашлял:
— Пришли…
Не изображая больше неутомимых, Грауфф и Бурлака сбросили рюкзаки и тут же растянулись там, где стояли. Стас улегся под деревом, ноги закинул на свой рюкзак, а голову пристроил на корневище. Все трое лежали и молчали, наслаждаясь ощущением удивительной легкости в теле, сравнимой разве что с ощущением невесомости.
Полностью расслабившись, Стас каждой клеточкой впитывал благодатный кислород, который весело и горячо разносила по телу кровь, до этого стиснутая в сосудах перенапряженными мышцами. Постепенно на него опустились умиротворенность, покой, он погружался в свою расслабленность все глубже и глубже, пока не почувствовал, что подошел вплотную к невидимой двери, за которой — такой желанный и такой нужный сон. Сделав усилие, Стас приказал себе вернуться. Пошевелил рукой. Открыл глаза, сел. Его подопечные по–прежнему лежали с закрытыми глазами и блаженно сопели. Лица у них заострились, осунулись. У Грауффа борода начала расползаться по щекам седоватой щетиной. На лбу у завкосмопортом чернели потеки — видно, размазал грязными руками пот.
«Скотина ты, Кирсанов, — подумал Стас. — Тебе нехорошо, а на других отыгрываешься, зло срываешь. Не такие уж они, в конце концов, и браконьеры, их пригласили. А ты взялся проводить. Зачем теперь людям отдых портишь?»
Стас встал на ноги, и по спине прокатилась волна болезненной и в то же время истомно–приятной усталости.
Он рывком распустил узел на рюкзаке, запустил в него руку, извлек пакет с палаткой. Растягивать палатку в одиночку было неудобно, но Стас, поколебавшись секунду, решил дать своим подопечным отдохнуть. Вскоре на небольшом пригорке, за которым анторгский лес обрывался к реке, заколыхал оранжевыми стенами пятигранный шатер.
Стас хлопнул палатку по обвислому боку: «Что, стыдно в таком виде да среди этаких красот? Ну, ничего, сейчас мы тебя поправим». Он отыскал под днищем короткий шланг, с утолщения на конце снял крышку.
Откинув дверь, Стас опустился коленями на край надувного пола и с удовольствием огляделся. В палатке было не слишком просторно, она еще не успела проветриться, внутри слегка пахло сыростью и пластмассой, однако Стас чувствовал, что на душе стало легче. Нет, не потому, что теперь можно было укрыться от непогоды или опасности: прогноз на ближайшую неделю дали превосходный, а крупных хищников в лесу никто никогда не встречал. Стас подумал, что это, скорее, инстинктивная, от далеких предков унаследованная тяга к жилищу — пусть самому маленькому, самому утлому, но все же со стенами и крышей над головой.
— Вам помочь, Стас? — просунув в палатку лысую голову, осведомился завкосмопортом. — Сейчас я затащу вещи. А Глен тем временем приготовит поужинать.
Солнце окунуло в реку темно–красный бок, в лесу уже наступала ночь, но на поляне перед палаткой было светло и уютно. На расстеленном листе бумаги лежала горка бутербродов, фрукты. Бутерброды были свежими, фрукты — ароматными, а Стас продолжал испытывать скованность, мысль о запретной охоте подтачивала настроение въедливым червячком.
— На Фарголе мне однажды довелось охотиться на трекаба, — вспоминал, удобно облокотившись на полупустой рюкзак, Бурлака. — Вы видели трекаба, Стас?
— Только в учебных фильмах. — Перед глазами у Стаса всплыло жуткое существо, похожее на сросшихся по всей длине трех питонов на коротких когтистых лапах и с тигриными клыками в пасти. От отвращения Стаса передернуло.
— Вот–вот. Меня так же передернуло, и первым выстрелом я смазал. И вторым тоже.
— Далеко бил? — поинтересовался Грауфф.
— Да не то чтобы очень. Метров с шестидесяти. Из гладкоствольной дальше бесполезно. Вы знаете, Стас, у нас с Гленом принцип: охотиться только с охотничьими ружьями.
— Ас другими и нельзя, — буркнул Стас.
— Тю–у! Тоже скажете, нельзя. — Бурлака махнул рукой. — Сплошь и рядом палят из карабинов. Да что там карабинов — станнерами стреляют. Чтоб шкуру не попортить. Так вот, отдуплетился я, перезаряжаю, а трекаб на меня на своих крокодильих ножках как конь хороший несется. Едва успел я еще выстрелить, а он уже в пяти шагах. Конституция у меня, сами видите, не гимнастическая, но на дерево я взлетел, как молодой павиан. Уселся на ветку покрепче, вниз поглядел: там она, тварь эта трехглавая, стоит под деревом и на меня смотрит. А взгляд такой, что обнял я дерево, а в голове только одна мысль, как жилочка, бьется: умеют трекабы по деревьям лазать или нет?..
— А что ж не стреляли? — с любопытством спросил Стас.
— Так выронил я ружье со страху, — весело пояснил завкосмопортом. — И сумку, где рация была, тоже на земле бросил. Оно, пожалуй, и к лучшему, а то мог не успеть на дерево залезть.
Он снова замолчал, выбрал себе бутерброд и с преувеличенным аппетитом вгрызся в него зубами, явно добиваясь от слушателей вопроса.
Грауфф, чтобы подразнить приятеля, молчал, забавляясь его ораторскими хитростями. Но Стас клюнул, ему хотелось узнать, чем кончилось необычное приключение. К великому удовольствию Бурлаки, он спросил: