Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
Звездочка превратилась в сверкающий диск. Падая, он постепенно рос и замедлял движение.
Конечно, Андрей мог бы подняться в диспетчерскую. Но диспетчеры сейчас заняты, и им не стоит мешать. И капитан Якубаускас тоже занят. Посадка — дело престижное. Визитная карточка капитана. Тем более если на планету опускается первый гравитолет. Дело агента КФ — подписывать протоколы и накладные, встречать, провожать, развлекать и улыбаться. К полетам он имеет лишь косвенное отношение.
Диск «Шквала» мягко опустился на поле, но в этой мягкости была такая мощь, что земля вздрогнула.
Андрей с Ольсеном прошли вперед, к легкому ограждению, вдоль которого стояли раскаленные под солнцем гвардейцы. До корабля было меньше километра. Но настоящие размеры «Шквала» стали понятны, только когда первая платформа приблизилась к его боку и оказалась ничтожно маленькой рядом со «Шквалом».
Навстречу муравьишкам, соскочившим с платформы, торжественно развернулся серебряный пандус, люк, возникший над ним, показался Андрею похожим на храмовые врата. Какого черта! Он мог бы командовать этой махиной, громадной, тяжелой и невесомой.
Толпа зрителей постепенно преодолела робость перед масштабом зрелища. Голоса зазвучали вновь.
Дальнейшее не представляло большого интереса. Рейс был экспериментальным. Ни знаменитой видеозвезды, ни важного гостя на борту не было.
Правда, никто не расходился. За столь долгое ожидание следовало себя вознаградить. Обсудить, оглядеть, главное — показать себя. К тому же даже рутина встречи, обычной и отработанной для каждой планеты и в то же время схожей, где бы ни приземлялись корабли Космофлота, была частью зрелища. И в этом зрелище Андрею Брюсу отводилась не последняя роль.
Оправив песочного цвета мундир — белый в этой пыли был бессмысленным, — Андрей оглянулся. ВараЮ остался стоять у стены, Ольсен шагнул к нему. Андрей увидел брата ПетриА. Этот бездельник трудился в газете. Вернее, трудился, когда к тому возникало настроение. Сейчас настроение возникло, потому что его видели двести зевак. Кам ПетриУ изящно откинул голову, прищурился, набрасывая на белой доске, прикрепленной к груди, очертания гравитолета. Он числился иллюстратором.
Андрей шагнул вперед. Завтра в обеих газетах будут помещены отчеты о событии: «Корабль, как всегда, встречал агент Космофлота ДрейЮ, известный нашим читателям по странной привычке бегать по утрам вокруг своего дома. Он был одет в сшитый у мастера Крире–2 изящный форменный костюм песочного цвета с золотыми пуговицами…»
Низкая платформа, которой управлял напыщенный как индюк ВосеньЮ, ловко подкатила к Андрею. Тот пропустил вперед Ольсен а. Платформа торжественно выехала на раскаленное поле и поплыла к кораблю. Андрею было видно, как пилоты вышли из люка и остановились наверху пандуса. Андрею показалось, что сквозь густой от жары и пыли воздук до него доносятся слова кого–то из них:
— Ну и жарища…
***
Обратно
Машина была удобной, чистой, на воздушной подушке, герметизация великолепная — на сиденьях совсем не было пыли.
Ольсен разложил на коленях мешок с почтой и просматривал ее. Андрей решил, что он ищет ответ на свое прошение об отставке.
Витас Якубаускас почти не изменился. У него всегда были светлые, почти белые волосы, и если он немного поседел, этого не заметишь.
Говорили о «Шквале». О его ходовых качествах. О перелете. До воспоминаний дело не дошло, да и не могло пока дойти. Витас был деликатен.
С появлением кораблей класса «Шквал» в жизни гражданской авиации наступал новый этап. Гравитационные роторы куда проще плазменных двигателей. Они не требуют защиты, совершенно безопасны. Если плазменный лайнер обречен родиться, жить и умереть в открытом космосе, то гравитолеты могут опускаться на любом поле. В худшем случае корабль примнет траву.
Предел скорости «Шквала» устанавливался не мощностью двигателя, а конструктивными возможностями самого корабля. Витас сказал, что сейчас строят кремниевую модель. И если человечеству будет суждено добиться мгновенного перемещения, то достичь этого можно лишь на гравитолете.
Наконец Ольсен сложил в мешок письма и кассеты, разочарованно и шумно вздохнул и спросил:
— Вы у нас первый раз, Витас?
— Да.
— Завтра поедем к водопадам, — сказал консул. Он всегда возил гостей к водопадам.
— У нас всего два дня стоянки, — сказал Витас. — Боюсь, что я завтра буду занят.
Он показал на дыни домов, что пролетали за окнами.
— А из чего их строят?
— Раньше они были глинобитными на деревянном каркасе или каменными. Теперь — бетон, — ответил Ольсен. — Я так и знал, что письма не будет. Но со следующим кораблем прилетает комиссия. Я их не отпущу, пока они не подпишут мою отставку.
— Здесь трудно? — спросил Витас.
Витас умел задавать вопросы таким тоном, будто крайне заинтересован в ответе. Его серые глаза преисполнялись интересом к любому слову собеседника. Андрей раньше подозревал Витаса в лицемерии. Но когда привык, понял, что Витасу и в самом деле очень интересны чужие дела. Он, как и Брюс, был одинок, замкнут и сдержан, но, в отличие от Андрея, никогда не позволял себе взорваться, натворить глупостей и даже повысить голос. Лишь в редчайших случаях его пальцы, лежащие сплетенными на коленях, сжимались до хруста.
Ольсен, тронутый интересом Витаса, пустился в длинный рассказ о сложностях консульской жизни на Пэ–У. Андрей рассеянно слушал, глядя в окно. Странно, зачем было археологу покупать эти фигурки мести? Может, он раньше бывал здесь? Надо спросить у Ольсена. Вдруг он не догадался заглянуть в списки приезжих за прошлые годы? ПетриА сказала, что вечером она свободна. Но тут, как назло, этот обед у наследника Брендийского. И отказаться нельзя. И он не успел сказать ей об этом. Конечно, она будет ждать. Она никогда не упрекает. И ждет. А что делать с Витасом? Бесчеловечно отправлять его в гостиницу.