Мир Реки: Магический лабиринт
Шрифт:
— Уже выходит, чертенок, — раздался чей-то голос. Бёртон вскочил с кресла.
— О боже!
Изображение прояснилось, и он начал узнавать детали картины: белую простыню с красными полосками крови и остатки вод, которые отошли перед родами. Голоса казались невнятными и незнакомыми. Потом раздался пронзительный вопль, и Бёртон, вздрогнув, понял, что это кричала его мать.
Внезапно появилась новая, пока еще смутная картина. Он увидел большую комнату и нескольких гигантов. Экран потемнел, на нем промелькнул какой-то предмет, а затем все пришло в движение и стремительно закрутилось. Бёртон мельком заметил руки гиганта — обнаженные до локтей, с закатанными рукавами. На большой железной кровати лежала
Изображение перевернулось вверх ногами. Или, вернее, малыша перевернули вниз головой. Послышался резкий шлепок, за ним тоненький вопль и его первый, самый первый вздох.
— Здоровый чертенок, верно? — произнес мужской бас. Бёртон стал свидетелем своего собственного рождения.
Глава 12
Он видел и слышал все, что происходило с новорожденным, то есть с ним. Но Бёртон не чувствовал ощущений ребенка. Он даже не понял, когда ему перерезали пуповину, и лишь мельком увидел свой окровавленный пупок. Представив, как его будут очищать, Бёртон содрогнулся и вытер пот с лица. В тот же миг на его глаза, глаза ребенка, опустилось полотенце. Чуть позже малыша завернули в одеяло и положили на широкую кровать. Оттуда он видел только нянечку в белом переднике, грудь матери и ее усталое лицо. Все остальное закрывало одеяло.
В комнату вошел отец. На его смуглом молодом лице сияла счастливая улыбка. Такое обычно случалось редко — лишь в те моменты, когда мистер Бёртон получал на бирже солидную прибыль.
А как отец вздрогнул, увидев руки доктора! Тот вытер их полотенцем, но, наверное, не совсем тщательно. Возможно, доктор не мыл их даже перед принятием родов. И скорее всего, действительно не мыл. Тем не менее его личное участие в операции почти не поддавалось объяснению. В те времена, насколько помнил Бёртон, врачи лишь изредка прикасались к роженицам и в основном обеспечивали контроль за действиями медицинских сестер. Некоторые из них вообще не осматривали гениталии матерей и в процессе родов руководствовались только отчетами акушерок.
На экране мелькнула огромная рука — рука его отца. Она что-то приподняла. Наверное, край одеяла.
— Я счастлив, — сказал отец, обращаясь к матери. — Ты подарила мне прекрасного сына.
— Он такой милый, правда? — ответила мать осипшим голосом.
— А теперь я попрошу всех удалиться, — раздался глуховатый бас доктора. — Миссис Бёртон устала, и ей нужно отдохнуть. Да и ваш чертенок уже проголодался.
В этот момент малыш, очевидно, заснул. Его следующим впечатлением стали маленькие вытянутые ручки и большая мягкая грудь с розовым соском. У верхней части экрана появилось лицо кормилицы. Миссис Бёртон, будучи светской дамой, не пожелала кормить ребенка собственной грудью.
— Интересно, кем она была? — прошептал Бёртон. — Скорее всего, какая-нибудь бедная ирландка.
Он смутно помнил, что однажды мать называла ему имя кормилицы. Миссис Рили? Или Кили?
Эта сцена потрясла его, но не настолько, чтобы он потерял самообладание. Бёртон знал, откуда компьютер вытягивал воспоминания его детства. Дублировав телесную матрицу в отдельном файле, машина потрошила ее, как рыбак форель. Она прокручивала на экране фильм о его жизни.
Несведущий человек мог бы полагать, что полный показ такого фильма занял бы время, равное этой жизни. Но память любого человека не хранила всего того, что тот видел, слышал и ощущал, обонял, осязал и думал. Она действовала выборочно и имела огромные бреши в моменты сна, если только человек не видел ярких сновидений. Поэтому для демонстрации
Пропустив короткий и самый первый сон малыша, Бёртон наблюдал за тем, как горничная меняла пеленки. Он не мог понять, почему его воспоминания демонстрировались на экране. Кто приказал компьютеру сделать это?
Как только он приступил к допросу машины, на стене засветились несколько экранов. Взглянув на ошеломленные лица Фрайгейта, Терпина и де Марбо, Бёртон с усмешкой покачал головой.
— Да, — сказал он, прежде чем они заговорили. — Меня тоже навестило мое прошлое — начиная от родов, окровавленного пупка и дальше.
— Это ужасно! — воскликнула Алиса. — И в то же время замечательно! Но какое потрясение! Мне даже хотелось заплакать.
— Я свяжусь с остальными, — сказал Фрайгейт. — Возможно, они тоже прошли через это.
Его экран превратился в серый прямоугольник. Том Терпин все еще утирал слезы.
— Я увидел маму, отца и нашу старую лачугу… Мне казалось, что мое сердце разорвется на куски!
Бёртон взглянул на большой экран. Маленького Ричарда вновь прижимали к огромной груди. Он услышал голодный плач и жадное причмокивание младенца. Изображение дрогнуло и потускнело — его положили в колыбель, а затем задернули над ним голубой полупрозрачный полог. Комната начала медленно крениться то в одну, то в другую сторону. Время от времени он видел большую пухлую руку, которая качала его колыбель.
К каналу общей связи подключились Афра, Ли По и Фрайгейт. Теперь на Бёртона смотрели семь разных лиц, но в глазах у всех читался один и тот же вопрос.
— Конечно, поэта не удивишь картиной, где он сосет грудь своей матери, — с усмешкой сказал китаец, — но… Кто велел компьютеру сделать это?
— Если вы все согласны подождать, я спрошу машину, — ответил Бёртон.
— Можешь не утруждаться, я уже спрашивал, — произнес Нур. — Компьютер ответил, что у нас нет доступа к подобной информации. Нам отказали в праве задавать вопросы со словами «кто» и «почему». К счастью, слово «когда» в запретный список не входит. Я узнал, что два дня назад кто-то приказал машине начать этим утром принудительный показ наших воспоминаний.
— Значит, во всем виновата женщина, которую вы убили, — сказал Бёртон.
— Она наиболее вероятный кандидат.
— Но я не понимаю, зачем ей понадобился такой пересмотр нашей памяти, — проворчал англичанин.
— Очевидно, для того, чтобы ускорить наше этическое развитие, — ответил Нур. — Погрузившись в прошлое, мы станем свидетелями своих и чужих поступков; мы поймем наши пороки, а значит, и избавимся от них. Нравится вам это или нет, но вы увидите себя такими, какие вы есть. И я надеюсь, что, наблюдая за чередой комедий и драм, каждый из нас предпримет определенные шаги для устранения нежелательных черт своего характера. Возможно, этот принудительный показ поможет нам стать людьми — настоящими людьми.
— Или он сведет нас с ума, — добавил Фрайгейт.
— Скорее всего, мы просто найдем способ приостановить эту чертову программу, — сказал Бёртон. — Нур, ты не пытался отменить просмотр воспоминаний?
— Конечно пытался, но любая команда незнакомки воспринимается компьютером как директива, не подлежащая цензуре.
— Прошу меня извинить, но мне надо кое-что выяснить, — произнес Бёртон. — Подождите меня минуту.
Он вышел из комнаты и открыл входную дверь. Экран, на котором мелькала грудь кормилицы, заскользил рядом с ним, а затем возник на стене коридора. Бёртон выругался, развернулся на каблуках и вернулся в зал с семью экранами. Восьмой неотступно следовал впереди, все время оставаясь перед глазами.