Мир Реки: Темные замыслы
Шрифт:
На строительство одномачтового парусного куттера ушел целый год. Когда он был готов наполовину, Бёртон решил не называть его именем обоих предшественников — «Хаджи-1» и «Хаджи-2». Оба плохо кончили, а Бёртон, хотя и отрицал это, был суеверен. После обсуждения вопроса с командой было решено, что лучше всего подходит имя «Снарк».
Алисе это название понравилось потому, что напоминало ей о дружбе с Льюисом Кэрроллом, и она полностью согласилась с Фрайгейтом, что оно лучше всего подходит к ситуации. Улыбаясь, она процитировала отрывок из «Охоты на Снарка»:
Он с собою взял в плаванье карту морей, На110
Льюис Кэрролл. «Охота на Снарка». Пер. с англ. Г. Кружкова.
Бёртон расхохотался, но в глубине души затаил сомнение — уж не подсмеивается ли Алиса над его капитанскими способностями? В последнее время они все чаще ссорились друг с другом.
— Будем надеяться, что наше плавание на новом корабле не превратится в еще одну агонию в восьми воплях! [111] — воскликнула Алиса.
— Что ж, — ответил ей Бёртон, оскалив зубы в жесткой ухмылке, — во всяком случае, ваш Балабон разбирается в деле достаточно туго, чтобы не смешивать бушприт с румпелем [112] . А кроме того, — продолжал он, — существует сорок второе правило в Морском кодексе: «Запрещается кому бы то ни было мешать болтовней рулевому».
111
Полное название поэмы — «Охота на Снарка. Агония в восьми воплях».
112
Бёртон намекает на строфу поэмы, которая в русском переводе Г. Кружкова звучит так:
И когда иногда, вдохновеньем бурля, Он кричал: «Заворачивай носом! Носом влево, а корпусом — право руля!», Что прикажете делать матросам?— Что, — ответила Алиса уже без всякой улыбки, — придумано самим Балабоном, ибо «и рулевой не имеет права болтать ни с кем».
Все почувствовали себя неловко. Они давно уже ощущали напряженность в отношениях Бёртона и Алисы и с опаской ожидали, не последует ли за этим взрыв эмоций со стороны их страшно вспыльчивого капитана.
Монат, желавший сгладить неловкость, засмеялся и воскликнул:
— Я хорошо помню эту поэму. Меня особенно поразил Вопль шестой — «Сон Барабанщика».
Ах да, там судили козу за то, что она осквернила воду в реке, и Снарк, одетый в мантию, парик и прочие регалии,
Монат остановился на секунду, закрыл глаза и воскликнул:
— Вспомнил! Вот оно, четверостишие, которое меня особенно поразило:
Но тюремщик, роняя слезу на паркет, Поуменьшил восторженность их, Сообщив, что козы уже несколько лет, К сожалению, нету в живых.Все громко рассмеялись, а Монат заметил:
— Каким-то образом это четверостишие представляет квинтэссенцию земного правосудия, так сказать, его букву, а не дух.
— Извини, — сказал Бёртон, — но как за такое короткое пребывание на Земле ты умудрился не только так много прочесть, но еще и запомнить?
— «Охота на Снарка» — поэма. А я верю в то, что понять человеческую натуру можно скорее через поэзию и художественную литературу, нежели через так называемую «литературу факта». Вот почему я взял на себя труд запомнить эту поэму наизусть.
Кстати, мне ее дал один друг-землянин. Он сказал, что она — одно из величайших творений метафизики, которыми может похвалиться человечество. Он спросил, есть ли у арктурианцев что-либо достойное сравнения с ней.
— Наверняка он подшутил над тобой, — вмешалась Алиса.
— Не думаю.
Бёртон покачал головой. Он был страстным читателем, а память имел просто фотографическую. Но он прожил на Земле 69 лет, тогда как арктурианец всего лишь с 2002-го по 2008 год. И все же за те годы, которые они провели в совместных плаваниях, Монат проявил объем знаний, который ни один землянин не мог бы приобрести и за столетие.
Разговор кончился, ибо наступило время работать — строить корабль. Бёртон, однако, не забыл того, что он счел подпущенной ему Алисой шпилькой. Он поднял этот вопрос сразу же, как только они стали ложиться спать.
Алиса смотрела на него большими темными глазами, глазами, которые казались погруженными в какой-то совсем иной мир. Она уже почти целиком ушла в него, когда Бёртон накинулся на нее с упреками, причем видимая отключенность Алисы от реальности довела гнев Бёртона до белого каления.
— Нет, Дик, поверь, я вовсе не хотела тебя обидеть. Во всяком случае, сознательно.
— Значит, ты делала это подсознательно, не так ли? Это тебя никак не оправдывает! Не наберешься же ты нахальства, чтоб заявить, что не умеешь контролировать эту часть своей души! То, о чем думает твое подсознание, — такая же часть тебя самой, как и твое сознание. Хуже того! Ты можешь отогнать свои осознанные мысли, но все равно будешь верить именно тому, во что верит твое «я», глубоко запрятанное в глубинах души.
Бёртон расхаживал взад и вперед по каюте, его лицо в слабом свете маленького каменного очага казалось лицом демона из преисподней.
— Изабель обожала меня, но она не боялась вступать со мной в самые жаркие споры, когда она считала, что я делаю что-то не то. Но ты… ты прячешь протест в себе до тех пор, пока он не превращает тебя в злобную суку, и все же не находишь в себе мужества выложить эти мысли. И этим только ухудшаешь дело.
Нет ничего плохого в доброй ссоре, пусть с криками, пусть с оскорблениями. Она похожа на грозу — страшную, пока длится, зато когда она уходит — воздух чист и дышится легко.