Мир Реки: Темные замыслы

Фармер Филип Хосе

И когда я кончу снимать с него стружку и завершу самое блистательное обличение со времен Сотворения мира (а оно посрамит даже Иеремию и выставит его пошлым заикой), тогда я высажу Иоанна на берег и уплыву. Конечно, лучше бы бросить его среди каннибалов или рабовладельцев, но…

Я обещаю вам это, Джилл.

— А что, если его все же убьют?

— Что ж, мне придется поднапрячься и как-нибудь проглотить свое разочарование.

— Но поймите, я не могу приказать своим людям идти на такое опасное дело…

— А я вас об этом и не прошу. Вызовите добровольцев. Если их наберется мало, что ж, значит, плохи дела.

Тогда лазера вы не получите. Однако я не предвижу нехватки в героях. Если и есть в мире нечто, о чем я имею представление, Джилл, так это человеческая натура.

— Я буду считать за честь, Сэм, записаться в волонтеры, — выкрикнул Сирано.

— Это вы, Сирано? Что ж, должен признаться, вы никогда не принадлежали к числу моих близких друзей. Но если вы пойдете, я пожелаю вам удачи от всего сердца. Говорю это совершенно искренне.

Джилл была так поражена, что на мгновение лишилась дара речи.

— Зачем вам это понадобилось, Сирано?

— Зачем? Вы, видно, забыли, что я тоже был на борту «Внаем не сдается», когда Иоанн и его пираты захватили судно. Меня тогда чуть до смерти не избили. Мне бы очень хотелось отомстить и взглянуть на выражение физии Иоанна, когда он поймет, что охотник наконец сам попал в капкан, а пирата захватили пираты!

Заметьте, это совершенно не похоже на вашу колоссальную безликую войну, развязанную жадными, ополоумевшими от жажды славы кретинами, которым плевать, сколько будет убитых, изуродованных, сошедших с ума, замерзших, подохших от голодухи и болезней; сколько детей и женщин будут разорваны на куски, скольких женщин изнасилуют, оставят без мужей и сыновей!

Нет, тут дело чисто личное! Я в лицо знаю человека, против которого веду малую и вполне справедливую войну. И Клеменс рассуждает точно так же, хотя войну ненавидит не меньше, чем я.

Джилл даже не стала с ним спорить. В какую-то минуту ей показалось, что она разговаривает с малым дитем, с ребенком-дебилом. Он все еще развлекается игрой в солдатики, хотя в совершенстве знаком с ужасом и гноищем войны.

Джилл ничего не оставалось, как согласиться на предложение Сэма. Повиноваться ему она, конечно, была не обязана, поскольку у него нет возможности заставить ее выполнять его приказы. Но если она хочет получить лазер, а она этого хочет, то получит его ценой рейда.

Ее последняя надежда, что рейд не состоится, так как не найдется нужного числа добровольцев, умерла сразу же, как только она объявила о наборе волонтеров. Желающих оказалось столько, что, будь у нее три вертолета, их экипажи были бы полностью укомплектованы.

Возможно (думала Джилл), они такого натерпелись в Башне, что сейчас им просто необходима разрядка, они рвутся в схватку с врагом, которого можно видеть глаза в глаза, который готов к яростному отпору. Впрочем, она и сама не слишком верила в такое объяснение.

Клеменс был прав. Он знал человеческую природу. Во всяком случае — мужскую. Нет, не так! Это несправедливо! Скажем так: природу мужчин определенного сорта.

Потом было часовое обсуждение деталей рейда. На нем Сирано объявил, что может набросать довольно точные кроки «Рекса». Клеменс в конце концов отключился, но не раньше, чем добился обещания, что его поставят в известность о результатах рейда в ту же минуту, как их вертолет вернется.

— Если он вернется, — бросила ему в ответ Джилл.

Глава 63

Торпеды,

казалось, шли прямо на цель, но Сэм приказал сделать крутой разворот на полном ходу. Минутой позже наблюдатель на корабле сообщил, что обе торпеды «ушли в молоко», едва не задев судно. Дирижабль же продолжал идти на него, он двигался прямо и неуклонно и по всем признакам должен был столкнуться с капитанским мостиком. Сэм завопил, чтоб по дирижаблю немедленно вторично ударили ракетами. Но прежде чем приказ был выполнен, дирижабль взорвался.

Четыре одновременно взорвавшиеся бомбы должны были бы выбить все стекла в иллюминаторах палубных надстроек и, пробив в корпусе большие пробоины, уйти в глубь корабля. Действительно, иллюминаторы были разбиты или вообще высажены вместе с рамами, поранив многих из экипажа судна.

Корабль, хоть он был огромен и тяжел, содрогнулся. Сэма швырнуло на палубу вместе со всеми другими, бывшими в рубке; один лишь рулевой остался на месте — он был пристегнут к своему креслу. Байрон потерял сознание, когда лобовая панель ударила его прямо в лицо.

Сэм вскочил на ноги, когда рубка уже наполнилась клубами дыма, который слепил ему глаза и заставлял задыхаться от кашля. Омерзительная едкая вонь проникла в глотку и ноздри. Сэм ничего не слышал — на какое-то время он полностью оглох. Ощупью пробираясь сквозь дым, он наконец наткнулся на пульт управления. Зная расположение каждого циферблата, каждой кнопки, каждой клавиши, Сэм убедился, что корабль все еще следует заданному курсу — если, конечно, рулевой механизм еще действует. Затем он отстегнул ремни, удерживавшие безжизненное окровавленное тело Детвейлера в кресле, и опустил его на пол.

Дирижабль, или, вернее, то, что от него осталось, упал в Реку. Обломки были разбросаны на сотнях квадратных метров водной поверхности и горели. Дым, заполнявший рубку, исходил именно от них, но теперь корабль уже вышел из дымного облака. Сэм выровнял судно и направил его вверх по течению. Включив автопилот и убедившись, что тот совершенно исправен, Сэм помчался на правый борт, чтоб оценить нанесенный кораблю ущерб.

Джо что-то кричал ему, его рот был широко открыт, а губы работали в непривычно быстром темпе. Сэм показал пальцем на свое ухо, давая понять, что он ничего не слышит. Джо продолжал вопить. Его шкура кровоточила во многих местах.

Позже, когда все успокоилось, Сэм пришел к выводу, что из четырех бомб взорвалась только одна. Сила взрыва должна была бы вызвать детонацию и остальных трех, но этого, ко всеобщему удивлению, не произошло.

Убитых не было, но десятки человек получили ранения. Счастье еще, что взрыв не привел к детонации ракет, имевшихся на борту.

Больше всех досталось Детвейлеру, но и он встал на третий день с постели и начал ходить. Корабль пока стоял на якоре у берега поблизости от питающего камня, обеспечивающего завтраком весь экипаж. Широкие сходни соединяли «Марка Твена» с берегом, чтоб команда могла отдохнуть на берегу. Повреждения уже были почти полностью ликвидированы, и команду повахтенно отпускали на берег. Сэм решил, что сейчас самое время заготовить побольше пороху и спирта. С местными властями договорились насчет обмена табака и части вина и виски, поставляемых граалями экипажа, на древесину и лишайник, добываемые туземцами.