Мир уршада
Шрифт:
— Тонг-Тонг, ты выбежишь и уведешь их вон к тем кустам! Мне надо увидеть, кто бьет горшки. Живей, я сказала! Со мной ничего не случится!
Мне пришлось ударить его по щеке и дважды повторить приказание, прежде чем он послушался. Мой пропавший супруг выдрессировал мальчиков так, что они не смели покинуть меня в минуту опасности. Если бы на глазах Тонг-Тонга меня убили, он немедля упал бы грудью на заточенный сэлэм.
Тонг-Тонг побежал, петляя среди торчащих валунов и редких кривых сосенок. Номады немедленно воспряли и, как один, ринулись на него, но я выстрелила им наперерез горящим заклинанием. Несильно, только чтобы отпугнуть. У одного загорелись крылья,
Вместо камней Тонг-Тонг использовал железные шарики с торчащими лезвиями. Человек бы после такого попадания в голову не поднялся. Краснокожие бесы только грохнулись на камни, но тут же снова воспряли. Хотя создатели замесили номадов явно из одного материала, внешне они были очень разные. Тот, что воткнулся мордой в колючий кустарник в пяти шагах от Тонг-Тонга, почти добрал вес взрослого мужчины; его багровые крылья не уступали в размахе крыльям лысых падальщиков, а три пары зазубренных, жестких, как у саранчи, лап легко могли бы перерезать меня пополам.
Второй, пропахавший вытянутым рылом острую щебенку, меньше походил на насекомое, скорее — на стриженую лисицу с крыльями. Из рыжей шерсти на его узкой груди, клацая зубами, высунулась вторая пасть и, разматывая за собой складчатую кишку пищевода, ринулась к ноге человека. Тонг-Тонг в прыжке полоснул саблей, но, даже оторвавшись от тела, пасть продолжала с урчанием кусать траву.
Я выдохнула заклинание горящей земли. Мне понравилось — заклинание удалось на славу, хотя за подобный успех потом придется расплачиваться морщинами и сердечной болью. Загорелось все вокруг, на расстоянии не меньше сотни локтей, вспыхнул мох на камнях, корни сосен, торчащие из скудной почвы, птичьи гнезда и наша разбросанная поклажа, заполыхали сразу три островка чудесных поющих цветов.
Уцелевшие лошади с ржанием кинулись вниз по склону, номады с воплями метнулись вверх, поджав лапы. От их криков у меня звенело в ушах. Те, кто не успел взлететь, сгорели заживо на земле. За Тонг-Тонга я не беспокоилась. За песчинку до плеска огня он завернул руки в плащ, подпрыгнул и повис на чашечке ближайшего цветка. Пока догорали корни, пока огонь пробирался вверх по стеблям, мой отважный слуга крепко держался, поджав ноги. Затем роща вспыхнула, Тонг-Тонг упал вниз, но внизу уже расстилался слой остывающего пепла.
Я подожгла одного из троих монахов-гончаров, и им оказался именно предсказатель. Это можно было назвать самой большой неудачей дня. Лучше бы старик остался в живых, мы подвесили бы его над костром и выяснили бы массу полезного о событиях при дворе Поднебесной. Однако нечего и удивляться, что монахи уцелели, — они профессиональные воины и всякий миг ждут нападения…
Рыхлый старик в синей сутане и деревянных сандалиях, с длинной бородой и двумя холщовыми сумками через плечо убегал, смешно задирая искрящий подол. Подошвы его сандалий тоже горели, горели борода и сумки, старик верещал, падал, вскакивал и упорно бежал вверх, в гору, а языки пламени обгоняли его с веселым гудением. Заклятие горящей земли удерживает пламя недолго, особенно если нечему гореть, тогда горит то, что волчица отрывает от себя. Пламя стелется недолго, но достигает такой температуры, что в нем плавится металл. Старика-предсказателя могли бы спасти его дружки-монахи, но никто из них не выскочил
Тонг-Тонг покинул пепелище поющей рощи, и крылатые бесы, тут как тут, ринулись на него. Разглядывать их мне было некогда. Я уложила двоих из арбалета, затем покинула свое спасительное убежище и достала бебут. Тонг-Тонг вращался надо мной, раскручивая саблю, не позволяя прочим хищникам приблизиться. Они каркали, шипели и рычали в вышине, как стая голодных вспугнутых стервятников, но не отваживались нападать.
Пока они думали, я вскрыла первого номада из сбитых мной и размозжила его мозг. Когда я резала его ороговевшую спину, он махнул зазубренной лапой и проткнул мне голень. Вся его хрящеватая конечность была усажена мелкими шипами.
Второго Тонг-Тонг разрубил на шесть кусков, которые тут же поползли друг к другу. Одна из лап разодрала моему невольнику плечо, но Тонг-Тонг отказался от мази. В тот момент, когда я, облепленная желчью и кровью, отыскала в грудине хищника его подлый мозг, меня окликнули по имени.
Лысый коротконогий человек висел в воздухе в сотне шагов от нас выше по склону, рядом с кучкой того, что осталось от их проводника. Он готовился в любой момент юркнуть за торчащий рядом валун. Валун когда-то треснул и оттого походил на исполинские каменные ягодицы. Подлая тварь расположилась так, что мне приходилось щуриться на Корону.
Номады спустились, сузили круги, их осталось восемь, но я бы не поручилась, что это все. К счастью, в их лапах не было метательных гранат или мешочков с ядовитыми спорами. Меня порадовало, что лысый хинец в синем балахоне нас боится, но совсем не понравилось, что он знает мое настоящее имя. В переводе с языка раджпура оно звучит одновременно сурово и нежно. Так называл меня мой проклятый любовник Рахмани…
Женщина-гроза, повторял Рахмани. Женщина-гроза.
— Хозяин вселенной и сын держащего небо могущественный Чи проведал о твоих намерениях еще до того, как тебе повезло овладеть Камнем, — круглолицый монах затрясся от смеха, но не улыбнулся. Его глаза смотрели ниже линии моих глаз, каждый миг он ждал арбалетной стрелы или тяжелой пули. — Отдай Камень, Женщина-гроза. Положи его на землю и возвращайся вниз, откуда пришла.
Он очень старался выглядеть грозным, но случайно вдохнул дым и закашлялся, сразу потеряв половину боевого настроя. У меня тоже свербило в горле, и к тому же нестерпимо воняло паленым мясом и шерстью.
— Убить его? — беззвучно спросил Тонг-Тонг.
Тонг-Тонг стоял спиной к монаху, как и положено, прикрывая мне спину, но прижимал к груди заряженный мушкет. Пока монах отвлекал нас беседой, еще три номада подбирались к нам ползком, сложив крылья, приняв расцветку земли. И где-то за пределами видимости залегли другие хинцы. Не мог же бритоголовый один командовать стаей…
Мы не могли удрать. К сожалению, наши лошади испугались схватки и запаха крови. Они вырвались и ускакали, хотя трудно ускакать далеко там, где местность изрезана каменистыми оврагами и оползнями. Мой аргамак метался в клочьях дыма и жалобно ржал, боясь возвращаться к пропахшей кровью хозяйке. Одну из лошадей крылатые прикончили, я слышала, как за валунами они пьют ее кровь. Несмотря на весь разум летучих кадавров, запах свежатины отбивал в них способность к организованной травле. Потом я расслышала голос второго синего гончара, притаившегося за камнями. Я не понимала его мяукающую речь, но понимала, что посланец императора надрывается, понуждая крылатых бесов взлететь.