Мир в хорошие руки
Шрифт:
Я предпочел не отвечать. Нелегко признаваться в собственной глупости. Машура посмотрела на меня каким-то странным, долгим взглядом и вдруг хихикнула:
– Значит, ты простишь меня, если я отправлю тебя обратно?
Мне было абсолютно непонятно, что ее так веселило, но я все-таки хмуро кивнул.
– И обида между нами будет забыта?
Я снова кивнул. Девушка улыбнулась еще шире, смачно сплюнула на пол и растерла плевок подошвой сапога. В ответ на озадаченный взгляд, она ткнула пальцем в мою сторону:
– Плюнуть и растереть.
– Чего?
– Ты забыл плюнуть и растереть.
Поняв, что дальше мы не
– Во! – неожиданно провозгласила Машура и нырнула так глубоко вглубь кучи, что мгновение я созерцал только ее туго обтянутый кожаными штанами зад. Очень даже ничего был зад, аккуратный, как перевернутое сердечко. Но тут его обладательница с торжествующим «ага!» вынырнула на брег депота, сжимая в руках… самое обыкновенное зеркало. Не знаю, что я ожидал увидеть – волшебную палочку или лазерный излучатель, но столь заурядный предмет, да еще изрядно обколотый по краям, не вызвал у меня желания разделить Машурин энтузиазм. Не обращая внимания на мою унылую физиономию, девушка примостила зеркальце у стены депота и теперь совершала манипуляции с волчком, очевидно, пытаясь устроить игрушку на полу так, чтобы она отражалась в осколке. Из любопытства я присел рядом с изобретательницей. В зеркале поместились Машурины острые коленки, мои босые ноги в волдырях после путешествия через Дарро, полосатый бок волчка и обломок деревянного ящика, гласивший «дR». Это «дR» заставило меня задуматься, напомнило о чем-то…
– Дурак! – возопил я вслух, так что Машура вздрогнула и чуть не уронила зеркало. – Как же я раньше до этого не допер!
Девушка усмехнулась:
– Ага, самокритика всегда полезна. Значит, дошло наконец?
Я энергично закивал:
– В зеркальном отражении правое и левое меняются местами! Если я буду смотреть не на волчок, а на его изображение в зеркале…
– То все должно получиться, – заключила за меня Машура.
5
Ветер Времени надул меня и на этот раз.
Я догадывался, что в родном мире появлюсь, скорее всего, поблизости от зеркала, и потому всеми силами постарался настроиться на ванную дома. Над раковиной там висел туалетный шкафчик, дверь в случае чего можно было быстро запереть изнутри, а в бельевой корзине всегда валялись грязные тряпки. Это очень полезно, когда внезапно вываливаешься прямо из воздуха в чем мама родила.
Учитывая прежний опыт, я постарался не отвлекаться на пение ветра и прочие интересные спецэффекты и заранее сгруппировался. Поэтому, грохнувшись на кафельный пол, ушибся гораздо меньше, чем в Дарро. В первый момент, пока перед глазами еще вертелась цветная карусель перелета, я дико обрадовался. Кафель! Значит, все-таки я оказался в ванной! Потом зрение прояснилось, и я увидел, что плитки под носом не белые, а отвратного ржавого цвета, потрескавшиеся, грязные, заплеванные и чем-то тревожно знакомые. Я привстал на четвереньки, взгляд скользнул выше…
Нет! Только не это!!! Адреналин рванул в кровь, сердце бухнуло сначала в пятки, потом куда-то в горло. Подхватив волчок, я пулей влетел в ближайшую кабинку,
Сбылся самый страшный кошмар, столько ночей заставлявший меня просыпаться в холодном поту и давить подушкой рвущийся из горла крик. Я, абсолютно голый, в сортире, набитом хохочущими, указывающими на меня пальцами сверстниками. Этот сон всегда кончался тем, что на шум являлась завучиха Любовь Генриховна и злорадно гнала меня из класса в класс, тыча в спину и пониже ее здоровенной деревянной указкой. Реальность отличалась от ночного кошмара тем, что туалет был пуст – ни грозной завучихи, ни жаждущих моей крови одноклассников. Очевидно, шел урок.
Я покинул Саттард поздним вечером. Здесь же в окно сортира, точнее в ту его половину, которая не забита фанерным щитом, просачивался серенький утренний свет. Извилины лихорадочно работали. Сколько времени в моем распоряжении до перемены? Десять минут? Двадцать? Тридцать? Хорошо хоть рядом сейчас не топчется Машура в костюме Евы. А я ведь звал ее с собой. Но услышав, что в моем мире женщины обычно летают пассажирами или стюардессами, она благоразумно предпочла остаться. Что ж, с Машурой или без нее, обнаружь меня кто в таком виде, и песенка моя, по крайней мере в этом учебном заведении, спета.
Хлопнула дверь на пружинах, и я воробушком взлетел на унитаз. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил голые ноги! За стенкой послышался звук расстегиваемой молнии, зажурчала струйка, раздался вздох облегчения… Я осторожно выпрямился, заглядывая через верхний край кабинки. Русоволосый пацан, на первый взгляд, лет двенадцати, сосредоточенно занимался своим делом. Значит, скорее всего, меня занесло на этаж средних классов.
– Замри! – тихо скомандовал я.
Пацан подпрыгнул на месте, уронил, что держал в руках, и прижался к стенке кабинки, пялясь на меня круглыми от ужаса глазами.
– Из какого ты класса?
Мальчишка икнул и дрожащими губами пролепетал:
– П-пятого. Б-бэ.
Я быстро соображал. Пацан хоть и был крупный для пятиклашки, его тряпки на меня ни по какому не налезут. Значит, надо придумать что-то другое.
– Сколько времени?
– А? – мальчишка облизнул пересохшие губы и скосил глаза на дверь.
– Даже не думай рыпаться, – предупредил я, корча зверскую морду над краем кабинки. – Поймаю и в толчок головой засуну. Понял?
Несчастный мелко закивал, чуть сползая по стенке. Меня разбирала жалость, но слабину показать было нельзя.
– Сколько времени спрашиваю, чмо?
Пацан поднял дрожащую руку с китайскими часами на запястье:
– Д-десять.
– Ровно?
Бедняга поднес циферблат ближе к носу – наверное, от страху все расплывалось перед глазами:
– И т-три минуты.
Ясно. Значит до перемены их еще двадцать две.
– Пятый «А» где сейчас, знаешь?
– На физике?
– Чего ты меня спрашиваешь, придурок, это я тебя спрашиваю!
Малый всхлипнул:
– Я н-не знаю точно…
Представление начинало мне надоедать: