Мир за гранью войны
Шрифт:
— А мне какое дело? Ты унтер или кто? Хоть из трусов своих вырезай, но чтоб в кадровую службу она с повязкой явилась. Всё, исчезни!
Едва Баллак, схватив девчонку в охапку, скрылся, как Ганс снова повернулся к Швайнштайгеру.
— А ты чего слюни распустил, Ромэо недобитый? Трое суток гауптвахты за дисциплинарные нарушения и неисполнение служебных обязанностей! Посидишь в погребе на одной морковке — может, от витаминов соображать научишься.
Следующие 4 дня третья противотанковая рота запомнила надолго. Ганс железной рукой восстанавливал порядок и дисциплину, в результате чего бойцам роты, от взводного до последнего шофёра, приходилось спать всего по 6 часов в сутки — остальное время уходило на разнообразнейшую боевую подготовку.
Однако воспользоваться этим подъемом боеспособности не пришлось — XL-й корпус просто передислоцировали восточнее, так и не введя в бой. Советы откатывались по всему фронту, корпус Роммеля уже достиг побережья Каспия, а егеря Ланца фотографировались на память с обезьянами из сухумского питомника. Среди солдат уже пошли разговоры о скором походе к Персидскому заливу и даже в Индию(!), когда ясным теплым солнечным днем 2-го октября, примчавшийся из машины связи Ламм, сияя как начищенная пряжка парадного ремня, гордо заявил:
— Всё, парни, русские спеклись! По радио только что объявили, что в Стокгольме начаты переговоры о мире!
* * *
— И как прошли переговоры? — На сей раз, Гейдрих не скрывал свой явный интерес, опустив обычные приветствия и сразу же приступив к расспросам.
— Ожидаемо, экселенц. — Шелленберг, видя нетерпение шефа, не стал тянуть с подробностями. — Русские торговались как на восточном базаре, но положение у них уж больно незавидное, так что…
— Вальтер! Не надо мне пересказывать результаты переговоров — я их знаю лучше вашего. Кстати, выражаю вам свою благодарность, оберфюрер! Информация о ходе переговоров по нашим каналам приходила быстрее, чем по дипломатическим, так что я узнавал новости раньше фюрера. Со всеми вытекающими, как говорится.
Но мир с Советским Союзом это уже пройденный этап. Так что сейчас меня интересует другое…
— Понимаю, экселенц.
— Конечно, понимаете! За это я вас и ценю. Итак…
— Всё указывает на то, что в правящей элите Советского Союза намечаются серьезные изменения. В частности, как вам известно, советскую делегацию в Стокгольме возглавлял Деканозов — заместитель Молотова и бывший посол в Германии. По последним данным он теперь фактически возглавляет советское министерство иностранных дел. И скоро возглавит его де-юре. Со своих постов сняты также все братья Каганович. Все наши данные указывают на то, что скоро в СССР начнется новая волна громких судебных процессов.
— Это естественно. После поражения всегда следует поиск виновных. Сталину нужно как можно быстрее разыскать или просто назначить и покарать ответственных за военные и политические неудачи, чтобы разрядить обстановку в обществе и отвести подозрения в некомпетентности от себя лично. Пока что всё логично и предсказуемо: Молотов будет назначен виновным в проведении политики, приведшей к войне в невыгодных условиях, Каганович, как министр транспорта, получит свое за несвоевременную эвакуацию и срыв военных перевозок. Наверняка будет устранен и маршал Тимошенко, как не сумевший подготовить армию к войне, а также целая толпа генералов рангом пониже.
Это всё понятно и малоинтересно. Гораздо важнее сейчас другое: кто займет освободившиеся места. Думаю по характеру этих назначений, мы с приемлемой точностью сможем спрогнозировать характер дальнейшей политики СССР, что в свою очередь позволит нам соответствующим образом выстроить свою политику на востоке…
— Вы как всегда правы, экселенц. Информация, которую нам удалось получить, довольно красноречиво
— То есть Сталин не собирается разрывать свои отношения с западными демократиями. Что ж, этого следовало ожидать. Этот хитрый азиат постарается теперь усидеть на двух стульях разом. Бывший посол в Германии становится министром, а представитель в США — его замом. Логично. Ибо Германия рядом, а Соединенные Штаты — далеко. Но если положение вдруг изменится…
— Именно к такому выводу и пришли наши аналитики, экселенц. Советский Союз не рискнет более вмешаться в войну до тех пор, пока в ней окончательно не определится победитель. Но политика советов может резко измениться, когда в войне наступит перелом. Тогда история с заменой министра иностранных дел его замом, может повториться вновь.
— Следовательно, наша задача состоит в том, чтобы у Сталина не возникло желания и, главное, возможности ударить нам в спину. Попросту говоря, нам нужно побеждать на западе и тогда проблема реванша со стороны СССР решится сама собой.
— Думаю, это вполне посильная задача.
— Посмотрим, посмотрим… Англичане и американцы по-прежнему превосходят нас по людским и материальным ресурсам. Промышленная мощь Америки колоссальна. Но! Теперь наши шансы несоизмеримо возрастут… Что ж, Вальтер, вы можете идти. О ваших выводах относительно дальнейшей стратегии СССР я доложу фюреру сам, на вечернем совещании.
Дверь за Шелленбергом закрылась, а Гейдрих так и продолжал сидеть в тиши своего кабинета на Принц-Альбрехтштрассе, задумчиво крутя в руках карандаш, которым перед этим делал пометки на докладе. Затем, словно очнувшись, отложил карандаш, потер двумя пальцами переносицу, словно стирая накопившуюся в мозгу усталость, и, сняв трубку внутреннего телефона, отрывисто бросил адъютанту:
— Машину к служебному входу.
Что-то беспокоило главу спецслужб Райха и одного из наиболее приближенных соратников Гитлера. Во всех последних событиях было какое-то несоответствие, нечто важное, что маячило где-то на краю сознания, но всё время ускользало от его внимания, и шеф РСХА решил слегка отвлечься от забот. Время до вечернего доклада еще есть, так почему бы не развеяться немного, возможно смена обстановки поможет наконец поймать эту надокучливую мысль, что не дает ему покоя в последнее время?
Поэтому в послеобеденное время обычным октябрьским днем, берлинцы, гуляющие по аллеям Тиргартена, могли наблюдать, как высокий блондин, в форменном чёрном кожаном пальто и фуражке, неспешно прогуливается по парку, шурша опавшей листвой. Впрочем, день был рабочий, а до вечера еще далеко, поэтому гуляющих было совсем немного, так что Рейнхард Гейдрих мог вполне спокойно бродить по главному парку Берлина, наслаждаясь шелестом пожелтевших листьев под подошвами начищенных до блеска сапог.
Прогулка и вправду помогла расслабиться и очистить голову от лишних мыслей. Дойдя до очередной полянки, Гейдрих остановился и, задрав голову вверх, принялся наблюдать за неспешно плывущими в небе облаками. Погода была пасмурная, как обычно в это время года, но бледное осеннее солнце все же временами показывалось в разрывах среди туч и тогда пожелтевшие, но еще не опавшие, листья на деревьях вспыхивали веселым золотистым огнем. Поглядывая на эту игру света и теней, Рейнхард систематизировал свои размышления последних дней, пытаясь выловить беспокоившее его несоответствие.