Мирабо: Несвершившаяся судьба
Шрифт:
Известный писатель, красноречивый оратор, Мирабо тем не менее сохранял за собой скандальную репутацию. Конечно, это была сила, внушавшая опасения властям, но сила неприкаянная, ищущая точку опоры; а такой точкой ему представлялось только место депутата. Чтобы его добиться, нужно было любыми способами вступить во владение вотчиной.
Политическая ситуация осложнилась. Не сумев свести концы с концами в августе 1788 года, Бриенн так растерялся, что обратился за помощью к Неккеру, своему сопернику и врагу. Чтобы взять под свой контроль французские финансы, швейцарец потребовал полноты власти: Неккер стал премьер-министром, которому
Наделив почти безграничной властью человека, которого он вовсе не любил, Людовик XVI решил, что нашел спасителя монархии. Это была иллюзия: Неккер не был ни консерватором, ни монархистом. Швейцарский банкир был человеком своего времени, гражданином республики, ревнителем прав народа. Он осуждал французскую монархическую систему и был сторонником перемен, этапы которых наметил еще раньше. Речь шла о том, чтобы перейти от полуфеодального режима, еще сохранявшегося в стране, к режиму управления государством под контролем народной власти, гарантированной присутствием наследственного монарха, которому оставят, вместе с полномочиями арбитра, внешние атрибуты величия.
В упрощенном представлении Неккера все это должно было стать естественным следствием созыва Генеральных штатов. Чтобы добиться этого созыва, в течение нескольких лет он лавировал, пытаясь найти выход из ямы бюджетного дефицита без применения радикальных мер, — а дальше депутаты решат все проблемы сами.
Неккер поостерегся сообщить королю о своем плане, поскольку тот вряд ли бы его поддержал. Однако он тайно раскрыл свой замысел своему самому близкому другу, маршалу де Кастру; тот план не одобрил и отказался войти в правительство. Маршал сделал попытку переубедить сюринтенданта финансов, но тщетно.
Мирабо и не подозревал, что взгляды премьер-министра столь близки его собственным. «Вот г-н Неккер и стал королем Франции», — написал он в сентябре 1788 года. Он проявлял явную антипатию к человеку, с которым боролся, ничего у него не просил и ушел в относительную оппозицию, защищая тех, кем Неккер счел необходимым пожертвовать, — в частности, Ламуаньона, падение которого последовало за отставкой Бриенна.
Прежде чем опубликовать закон о выборах, Неккер решил определить принципы, по которым будут созываться штаты: с этой целью он сначала посоветовался с парламентом, а затем собрал новую сессию ассамблеи нотаблей, бездействовавшей с мая 1787 года.
Несмотря на красноречивую оппозицию, возглавляемую Адрианом Дюпором, парламент утвердил те же избирательные законы, по которым выдвигались делегаты Генеральных штатов 1614 года: простое представительство третьего сословия, голосование по сословиям, обязательное условие для представителей духовенства обладать бенефицием, а для аристократов — вотчиной. Вернувшись к старому, парламент в одночасье утратил популярность.
Ассамблея нотаблей рассудила так же, как и парламент. Исключение составило отделение, возглавляемое графом Прованским, — оно с перевесом в один голос высказалось за двойное представительство третьего сословия.
Итак, Мирабо должен был любой ценой раздобыть себе вотчину; он уже отказался от мысли заменить отца и взять на себя управление землями, которыми тот обладал. Эльзас, очарованный взглядами Мирабо, предложил ему представительство, но когда дошло до дела, отошел в сторону. Тогда Мирабо фиктивно приобрел в Дофине — провинции, придерживавшейся самых передовых идей, — небольшую вотчину. Он был не в состоянии
В очередной раз Мирабо пришлось умолять Монморена. Чтобы замаскировать истинную цель своего обращения, он сначала вручил ему записку, в которой излагал свои взгляды по поводу Генеральных штатов:
«Задумывается ли правительство о способах более не опасаться контроля со стороны Генеральных штатов или даже обратить их содействие к собственной пользе? Есть ли у него четкий и надежный план, который представителям нации останется лишь утвердить? Так вот, такой план есть у меня, господин граф. Он предполагает введение конституции, которая спасет нас от заговоров аристократии, от эксцессов демократии, от глубокой анархии, в которую погрузилась вместе с нами власть, желающая быть абсолютной. Сообщить его Вам? Хотели бы Вы показать его королю?»
Монморен не внял предложению или отделался подачкой — в любом случае он не понял значения взглядов Мирабо. «Без тайной помощи правительства я не смогу войти в Генеральные штаты», — признался Мирабо министру. Эти слова, которые спасли бы его, дойди они до ушей высшего человека, услышанные чиновником, обернулись против него самого.
«Теперь мне будут чинить козни, чтобы я не прошел в Генеральные штаты, — пророчески писал Мирабо Мовийону, — и подлость большинства представителей нашей провинции придет в совершенное согласие с отвратительными злоупотреблениями министра».
От отчаяния он умоляет Лозена, ставшего герцогом де Бироном, замолвить за него словечко перед Неккером.
Возможно, никогда сети финансовых неурядиц, в которых бился Мирабо, не были столь досадны. Он мог голодать, если нужно, но упустить шанс стать депутатом собрания, в котором он намеревался главенствовать, — это уже слишком.
«По воле рока, — писал он герцогу де Бирону, — мы, кто стоит больше их (министров), лишены важнейшей в этот момент силы — силы денег. Мы, господин герцог, войдем в Генеральные штаты любой ценой; мы возглавим их и свершим великое дело и будем наслаждаться великими радостями, которые стоят больше всех погремушек двора».
Денег любой ценой! Мирабо готов был пойти на воровство, лишь бы их раздобыть; он переживал ужасный кризис, в котором смешались любовь, честолюбие, желание, тоска и сладострастие, чувства и разум.
Когда издатель Фош-Борель согласился напечатать «Историю прусской монархии», автор уже вел переговоры о ее парижском издании. Мирабо передали адрес столичного издателя Лежея, у которого была жена-интриганка, страдавшая от своего сравнительно низкого положения.
Дела дома Лежей шли неважно, его владельцам грозило банкротство. Эвелина Лежей (которая потом станет супругой сенатора Понтекулана), сразу же оценила Мирабо по достоинству; чтобы завладеть им, она без колебаний ему отдалась. Мирабо был очарован исключительной красотой этой женщины и окончательно покорен их согласием в постели. Он тотчас позабыл все, чем был обязан нежной, но фригидной госпоже де Нера, и бессовестно брал деньги у нее на подарки для новой любовницы; купил экипаж, потом загородный дом в Поланжи, маленькой деревни на берегу Марны.