Мираж
Шрифт:
Стало не по себе, по спине побежали мурашки. Ощущение было таким, как будто надвигается гроза, хотя небо было ясным – ни облачка.
– Спокойно, - сказал я себе, вздрогнув от звука собственного голоса. – Это все они.
Один мой знакомый-поисковик рассказывал, что испытывают новички – да и не только новички, - попадая на места былых боев. Тревога, страх, ощущение, что за тобой наблюдают. Кто-то слышит голоса, грохот боя, кто-то видит призрачные силуэты. Хрономиражи – так называют
Кто-то стоял неподалеку и смотрел на меня – я всей кожей, сквозь футболку и шорты, чувствовал этот взгляд. По спине побежала струйка холодного пота. Медленно обернувшись, я увидел…
Почему мне в голову пришло слово «крестьянин»? Наверно, потому, что он выглядел так, как в моем представлении должен был выглядеть типичный турецкий крестьянин. Не загорелый парень в майке и обрезанных джинсах, которых я видел, проезжая через деревни, а какой-то… исторически усредненный.
Он был одет в свободные коричневые штаны и подпоясанную длинную рубаху навыпуск, которая когда-то была белой. На голову была намотана грязная тряпка. Определить его возраст я бы не взялся, но вряд ли меньше сорока.
Крестьянин стоял и смотрел на меня, придерживая за длинные ручки тачку на высоких колесах, тяжело нагруженную и прикрытую рогожей. Он спросил что-то, я ответил по-английски, что не понимаю. Крестьянин вздрогнул и отшатнулся с выражением крайнего ужаса на лице. Я попытался соорудить самую приветливую гримасу и спросил, в какой стороне находится высота 60.
Он замотал головой и прикрыл лицо рукой. Тогда я достал из кармана бумажку, на которой было записано турецкое название высотки:
– Kaiajik Aghala? Ммм? – я постарался, чтобы в голосе как можно отчетливее прозвучал вопрос «где?».
Крестьянин махнул рукой за мою спину, подхватил тачку и медленно повез ее прочь. Я обернулся, чтобы взглянуть, куда он показал, и за эти несколько секунд крестьянин исчез вместе со своей тачкой. Ни примятой травы, ни следов колес.
Вот тут-то я испугался по-настоящему. Отчаянно захотелось сесть на велосипед и крутить педали, ни разу не останавливаясь до самого Шаркея. Но вместо этого я почему-то поехал в ту сторону, где исчез крестьянин. Примерно через полкилометра за кустами оказалось неглубокое ущелье.
«Так вот что было у него в тачке!
– промелькнула совершенно безумная мысль. – Трупы! Трупы солдат Норфолкского полка. Вот он – хрономираж! Но разве миражи разговаривают?»
Я развернул велосипед и поехал обратно. Через полчаса на вершине одного из холмов мелькнуло белое пятнышко. Пристегнув велосипед цепью к жухлому деревцу, я начал подниматься
В путеводителе было написано, что столкновение восходящих воздушных потоков от Дарданелл и Соросского залива, сложный рельеф и всякие климатические особенности полуострова могут порождать необычные атмосферные явления. Туман действительно был необычным, он окутывал холм неширокой лентой, не доходя до вершины, и казался плотным, похожим на сливочное мороженое.
Я остановился на границе тумана: за спиной прозрачный воздух, а впереди сплошная мгла. Интересно, солдаты тоже замерли в нерешительности, или их подгоняла команда полковника: «Вперед! В атаку! Не останавливаться!»?
Странно, я услышал эти слова – по-английски – так отчетливо, словно их произнесли прямо у меня над ухом. Встряхнув головой, словно отгоняя наваждение, я сделал еще шаг и оказался в густой пелене. Очертания деревьев едва виднелись впереди. Белесая муть была и над головой, но сквозь нее проступало голубое небо.
Вытянув перед собой руки, я сделал еще несколько шагов и понял, что совершенно не ориентируюсь в пространстве. Несмотря на жару за 35 градусов, в тумане было сыро и промозгло – как в погребе.
– Эй! – крикнул я, голос прозвучал глухо, слово ушел в слой ваты.
Меня охватила твердая уверенность, что из этого тумана я уже никогда не выйду. Что-то непременно произойдет. Может, я растворюсь в этой густой пелене. Может, сейчас ко мне протянутся длинные скользкие щупальца. А может быть, когда туман рассеется, я окажусь совершенно в другом месте или в другом времени.
Паники не было – наоборот, какое-то дремотное оцепенение, безразличие ко всему. Захотелось лечь не землю, свернуться клубочком и тихо ждать. Чего? Наверно, того момента, когда все закончится.
Надо идти. Вверх? Но тогда все равно придется спускаться, снова через туман. Нет, вниз. И прочь отсюда.
Сколько прошло времени? Не знаю, похоже, что и время остановилось в этом белесом киселе. Но вот я снова оказался на солнце. Велосипеда у дерева не было. И само дерево было другим. Сердце екнуло, но я тут же сообразил, что в тумане слишком забрал влево.
Отстегнув Карбона, я поехал по направлению к шоссе.
«Оглянись!» - прошептал чей-то голос.
Я оглянулся и увидел, как туман собирается в облако и поднимается ввысь. Случайно бросив взгляд на наручные часы, я чуть не потерял равновесие.
В курортной монотонности дней, затем в дороге как-то потерялся счет дням. Календарь на часах показывал 12 августа – ровно 95 лет с того дня.
«Прощай, Норфолк! – навязчиво крутились в голове слова песни. – Да хранит вас Бог…»