Мираж
Шрифт:
— Она думала пронзить меня своим взглядом, но, к счастью, я хорошо забронирован, — засмеялся доктор. — Я решил сразу же покончить с этой историей; я вижу, простой осадой крепости не возьмешь, нужен штурм.
— Ах вы, бедняга! Вам порядком затрудняют дело, — насмешливо заметил Эрвальд. — Вам приходится в поте лица зарабатывать свое будущее супружеское счастье. Другой давно потерял бы мужество.
— Я тоже представлял себе борьбу с драконом легче, но решил разыграть роль святого Георгия и освободить плененную принцессу.
— А вы уверены, что она хочет, чтобы
— Уверен? Нет, но есть язык взглядов и мимики, который я применял к делу и большей частью получал ответ. Я думаю, что могу отважиться на штурм.
— В таком случае госпожа Мальнер должна была бы доставить вам случай видеться с ней наедине; при желании она могла бы этого добиться.
— Конечно, но у Зельмы нет собственной воли, она до крайности запугана, так что еле решается отвечать, когда я заговариваю с ней при золовке.
— Не обижайтесь, доктор, но это будет немножко скучный брак. Жена, у которой нет собственной воли и которая на все соглашается! Я и месяца не выдержал бы.
— У каждого свой вкус! — сухо возразил врач. — Мне нравится, чтобы у моей будущей жены не было другой воли, кроме моей. Пока она находится под террором Мартинсфельда, а когда из чемодана выскакивает еще и призрак…
— Призрак из чемодана! О чем вы говорите?
— О покойном Мальнере, этом старом эгоисте, который подло женился на бедной сироте, даже не спросив ее согласия. Я с удовольствием свернул бы ему за это шею! Наверно, он походил на свою любезную сестрицу; потому-то она и возит с собой в чемодане его призрак и при каждом удобном случае вытаскивает его оттуда. Она до смерти мучает им бедную Зельму. Сколько уж раз этот покойничек переворачивался в своей могиле! И не пересчитаешь!
— Вы договорились до настоящего бешенства! — смеясь, сказал Рейнгард. — Так скорее же положите этому конец.
— Я и намерен сделать это, если удастся, сегодня же. Эрвальд, тогда, после дуэли, вы обещали мне отплатить услугой за услугу. Мне необходимо поговорить с Зельмой наедине и, может быть, во время поездки в Карнак представится удобный случай. Избавьте меня от этой лейб-гвардии на полчаса — больше мне не нужно.
— Нелегкая задача! — задумчиво сказал Эрвальд. — Я попытаюсь, но вы должны будете взять на себя кроткого Эльриха. Мне будет достаточно хлопот и с одной Ульрикой: с ней не так-то легко справиться.
— Согласен! Я приманю его каким-нибудь иероглифом, расскажу о поразительном открытии, которое вы будто бы сделали вчера в Фивах, — и он не отойдет от Зоннека и профессора. Вот он все еще сидит; я сейчас же займусь им.
Бертрам зашагал к террасе. Обиженный и огорченный Эльрих, действительно, еще сидел на прежнем месте. Он наконец-то сообразил, до какой степени позорно обращались с ним и какой неблагодарностью отплатили ему за его самопожертвование. Какое право имела эта женщина так тиранить его и зачем он допустил это?
— Что это вы сидите так одиноко и с таким меланхолическим видом? — обратился к нему Бертрам. — Что с вами?
— Нехорошо себя чувствую, — глухо проговорил Эльрих.
— Нездоровы? Дайте-ка пульс!
— Нет, не
— Фрейлейн Мальнер? Не может быть! Ведь вы — ее вернейший союзник.
— Был до сих пор, но если так обращаются…
Доктор придвинул стул и сел.
— Это интересно! Расскажите!
Эльрих был именно в таком настроении, когда человек чувствует потребность отвести душу, и принялся жаловаться.
Бертрам слушал с видом бесконечного участия.
— Да, вы порядком отравляли мне жизнь последние две недели, — сказал он, когда Эльрих кончил рассказ. — Но я никогда не сердился на вас; я знал, что вы действуете под давлением.
Эльрих нашел такой образ мыслей весьма благородным, но это заставило его еще больше рассердиться, и он геройски воскликнул:
— Я сброшу с себя это иго! Сброшу!
— Браво! Я давно ждал, что вы сделаете это; вы — более одаренная, высшая натура и не должны подчиняться ей.
Эльрих совсем растрогался от такого взгляда на его натуру. Он только теперь увидел, до какой степени несправедливо поступали с молодым человеком.
Между тем доктор продолжал:
— Полагаю, для вас не тайна, что привлекает меня сюда. Боже мой, разве преступление — любить и стремиться к обладанию предметом своей любви?
— Напротив, это в высшей степени разумно, — заявил Эльрих. — Вы и госпожа Мальнер молоды, а молодость имеет свои права. Я никогда не стал бы препятствовать вам, и теперь покажу ей, что думаю относительно этого; с сегодняшнего дня я буду сохранять нейтралитет. Объясняйтесь, доктор, делайте предложение, женитесь с Богом! Я вас благословляю.
— Покорнейше благодарю, — сказал врач и хотел дружески пожать руку благословляющего, но тот испуганно отшатнулся и опять посмотрел на окна.
— Тише! Тише! Что, если она увидит?
— Что же случилось? Ведь вы, кажется, хотели сбросить с себя иго?
— Да, но… не сейчас же! Надо сначала собраться с духом.
— А! Ну, собирайтесь. Если же наша почтенная соотечественница вздумает опять дурно обращаться с вами, скажите мне; уж я с ней справлюсь.
Бертрам встал и пошел к дверям. Эльрих смотрел ему вслед с восторгом. Что за человек! Он никого не боится!
Через полчаса компания начала собираться в путь. На дворе гостиницы стояли верховые ослы с проводниками; но понадобилось немало времени, чтобы привести все в порядок. Зоннек любезно помог своим соотечественницам сесть. Зельма легко и проворно вспрыгнула на своего серенького ослика, но ее золовке это удалось только после долгой борьбы со всевозможными затруднениями. Правда, ее крупный черный осел, носивший историческое имя Рамзес, стоял смирно как овца, а коричневый проводник-подросток был чрезвычайно услужлив, но нелегко было объяснить едущей в первый раз даме назначение стремени и уздечки. Наконец, Ульрика взгромоздилась на седло и торжественно раскрыла свой исполинский зонтик. Она никак не хотела понять, что, когда едешь верхом, лучше его не брать, и уверяла, что иначе получит солнечный удар.