Мираж
Шрифт:
Оказавшись на женской половине, Амира машинально ответила на приветствия служанок и отдала им какие-то распоряжения. Но мысли ее были далеко. У Филиппа есть какой-то план. В чем он состоит? Сможет ли она выполнить этот план?
Да, сказала себе Амира. Чего бы это ни стоило, она выполнит любой, самый трудный план.
Матава
Желание — это только полдела. Главное — возможность его осуществить. Три дня прошли, а случая остаться наедине с Филиппом Амире так и не представилось. Праздник несся вперед, как спешащий караван, с остановками
Иностранные посольства соревновались друг с другом, закатывая завтраки, обеды, ужины и официальные приемы в честь высокопоставленных гостей торжества. Днем устраивались конные и верблюжьи скачки, по ночам фейерверки. Гостеприимство было радушным и хлебосольным.
Но везде, кроме некоторых посольств и наиболее либеральных домов, славившихся своим свободомыслием, неукоснительно соблюдались правила полов. Даже в собственном доме, несмотря на то, что постоянно приходили и уходили гости, царила толчея и суматоха, у Амиры не было возможности перемолвиться с Филиппом наедине даже парой ничего не значащих фраз.
Спокойствие, остатки которого еще сохранились в доме Али, кончилось с появлением у них сестры Али Зейнаб, которая буквально вломилась на порог со своими пожитками и великаном мужем, который тут же громогласно заявил, что тот дом, в котором им выпало проживать, не пригоден для его семьи, так как он меньше пастушечьей лачуги. Они не могут более оставаться там ни минуты.
Возможность поговорить с Филиппом наедине предоставил Амире сам Али.
— Наш друг себя неважно чувствует, — сказал Али на четвертый день праздника. — Он говорит, что просто устал, но мне кажется, что он немного прихворнул. Как бы то ни было, сегодня он хочет остаться дома и отдохнуть.
— Я предупрежу слуг.
— Это правильно. Но мы не можем оставить нашего гостя одного. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже осталась и заняла Филиппа, если, конечно, тебя не прельщает обед в очередном посольстве.
— Честно признаться, я и сама немного устала от праздников. — Это была чистая правда: Амира еще не оправилась после операции. — Но не пойдут ли ненужные разговоры? Я хочу сказать, может быть, здесь останется кто-нибудь еще, кроме слуг?
— Не знаю. Вряд ли удастся договориться с Зейнаб, у меня же дел по горло. Но волноваться не о чем. Приходится отступать от правил, к тому же все делается с моего разрешения. Да и слуги, как ты уже сказала, будут здесь.
— Ну тогда… — Амира решила притвориться безразличной, чтобы не выдать своей радости.
— Мне пора, все будет хорошо.
— Как ты пожелаешь, — смиренно, как и подобает образцовой мусульманской жене, сказала Амира. Как стремилась она стать такой женой еще совсем недавно!
В тот же день после полуденной молитвы Амира и Филипп сидели за столом, уставленным жареными перепелами, рисовыми лепешками, оливками, финиками и свежими фруктами. По приказанию Амиры слуги принесли бутылку белого вина из запасов, которые Али держал для иностранцев, нескольких вольнодумцев и, конечно, для себя. Филипп очень обрадовался вину, хотя немного
— Как странно, — сказал он. — Для вас выпить вино — значит совершить страшный грех или по меньшей мере проступок. Для меня же вино — такая же еда, как и все остальное. Большинство французов не обедают без вина.
В столовой они были одни. Зейнаб забрала своих детей и Карима, отбыв то ли на прием, то ли на очередной званый вечер.
— Слишком многое разделяет наши народы, — задумчиво произнесла Амира.
— В действительности таких вещей только три. Язык, религия и Средиземное море. — На мгновение Филипп погрузился в тяжкие раздумья. — Когда я был молод, то думал, что нет на свете большего зла, чем религия. Я и теперь так думаю, но с возрастом я понял, что в религии есть и кое-что положительное.
— И это верно. Позвольте, я наполню ваш бокал. — Амира почувствовала себя неудобно: ей не понравилась тема, которую затронул Филипп. Живя во дворце, она научилась шестым чувством определять, когда под дверью подслушивают. Слишком уж тихо было в доме. С кухни не доносилось ни звука. Большинство слуг были воспитаны в добрых ремальских традициях. Они и так уже месяцами будут чесать языки о том, что принцесса Амира провела вечер в компании иностранца, который пил вино. А эти разговоры о религии только усугубят положение.
— Вот что, Амира, — произнес наконец Филипп, — нам надо поговорить.
Женщина мгновенно поднесла палец к губам.
Запнувшись на секунду, Филипп заговорил дальше, кивком успокоив Амиру: он понял значение ее жеста.
— Я хочу спросить, когда вы с Али собираетесь в Европу. Мне не терпится отплатить вам за гостеприимство. Так скоро ли вы снова будете во Франции?
— Во Франции? Ну, я уверена, что рано или поздно мы приедем во Францию, но это не входит в наши ближайшие планы. Сначала мы отправимся на пару недель в Эмираты. Потом, ранней весной, поедем в Тегеран с заездом в Тебриз. Были разговоры, что после этого мы посетим Нью-Йорк. Знаете, я еще ни разу не была в Соединенных Штатах.
— В Тебриз, — повторил Филипп. — Что вы собираетесь там делать?
— Там есть одна старинная, очень почитаемая мечеть. Ее долгое время не ремонтировали, и она постепенно разрушается, а год или два назад случилось землетрясение, которое окончательно погубило это святое место. Очевидно, шах желает, чтобы аль-Ремаль своими деньгами и авторитетом помог восстановлению мечети.
Филипп улыбнулся.
— Шах надеется умаслить фундаменталистов, которые кусают его за пятки.
— Parle francais? [5] — одними губами проговорил Рошон.
Амира отрицательно покачала головой. Это покажется подозрительным. Потом, кто знает, может быть, кто-то из слуг хоть немного понимает по-французски.
Филипп достал из кармана спортивного видового пиджака блокнот и ручку.
— Я все же беспокоюсь за ваше здоровье, — говорил Филипп, одновременно записывая что-то в блокнот. — Вы уверены, что достаточно окрепли для всех этих путешествий?
5
Поговорим по-французски?