Мирная жизнь
Шрифт:
Как это называется? Когда, если что-то может пойти не так, то так и произойдёт? Не помню. Одно помню точно – со всем этим багажом распирающих амбиций я огородами добрался сюда. Не знаю, почему меня вдруг настойчиво потянуло именно в этот город. Молва бродила, что он принимает всех – и праведников, и не очень – что он вылечит, стерпит. Я быстро привык к безмятежному существованию, напрочь потеряв чуйку и всякую осторожность.
Последнюю неделю, на всех радостях, я питался исключительно алкоголем. В итоге, намедни вечером, потащил выгуливать своё уже изрядно спиртосодержащее тело в центр. Приспичило мне докатиться до Ботанического
Что было естественно – праздничной вечер быстро перетёк в траурную процессию с последующими вытекающими. Я проиграл всё. Абсолютно всё. До трусов, фигурально выражаясь. Хорошо, что не буквально хотя бы. Было уже поздно. Фарш невозможно прокрутить назад.
В заключительном акте этой драматичной эпопеи, в полном «ни в какосе», ориентируясь исключительно по приборам, я вызвал «Убер» и пополз искать нужную машинку под управлением человека с живописным именем Аслан. Едва завалившись на заднее сиденье после непродолжительных поисков, я поник в ожидании, как было положено – либо решительных угроз в стиле: «Только попробуй заблевать сиденья из новой, дорогущей алькантары», либо жалостливых историй, про очередной рейд гаишников на таксистов в Пулково. К моему удивлению, не было ни того, ни другого. Не было вообще никаких звуков со стороны водительского кресла.
Озадаченный, я давай накручивать окружности глазами, чуть ли не в паническом настроении, пока не наткнулся на листок бумаги, приклеенный к спинке сиденья прямо перед моим носом. Записка гласила: «Привет и добро пожаловать. К сожалению, я – глухой. Поэтому если хотите что-нибудь сказать – пишите в чат, либо в заметках на своём телефоне. Приношу свои извинения за неудобства, но музыка, по понятным причинам, в моей машине не предусмотрена. Благодарю за понимание. Удачного дня. С уважением, Аслан».
К таким поворотам жизнь меня не готовила, и я, потихоньку приходя в сознание, просто пристегнулся, уткнувшись носом в холодное стекло, ловя порции ослепительных блик встречных автомобилей, пока окно в конец не запотело изнутри.
На Троицком начался затор, и наша с Асланом «царская колесница» встала на нём, как на посту, в окружении ей подобных карет. Всё было тихо и монотонно, пока нас нагло не подрезал какой-то фраер на пятой «БМВ». Этот самый, с позволения сказать, субъект, опустил тонированное стекло и жестами принялся демонстрировать своё негодование. Не получив вразумительных разъяснений по причине нашей общей с Асланом, но в силу разных обстоятельств возникшей, дисфункции речевого аппарата, этот умелец просто взял и оттормозил наш транспорт в среднем ряду.
Что делает Аслан, пока я медленно сползаю на коврик, шокированный происшествием? Он спокойно, без всякой толики надменного пафоса, видимо привыкший к подобным выходкам, открывает бардачок, вынимает оттуда ствол, звонко передёргивает затвор и выходит из машины под сигнальный свист всего потока.
Что было дальше? Как только на горизонте дерзилы замаячила потенциальная угроза сквозной вентиляции в чердаке, тот, отправив по известному адресу свои бездарные попытки самоутвердиться, дал по газам и сорвался прочь. Ну как прочь? До куда хватило места, прежде чем он снова уперся в непролазные четырёхколёсные джунгли. Вот это я понимаю – безопасность на
Там кучковался кокой-то невыразительный контингент, и я, вспомнив, что в рюкзаке осталась недопитая коробка «Монастырской трапезы», двинул к двери с ощущением, что всё самое худшее, что могло случиться, уже случилось. Думал ещё забежать за шавермой – за углом ларёк стоял, а у меня оставалось кровных мелочью сто тридцать рублей, но потом вспомнил, как её готовили на моих глазах и передумал. Там не то, что дефицит перчаток – ещё и руки вытирают сначала об соседа, а затем об собственную жопу.
Жизнь и впрямь со специфическим чувством юмора. В общем, как говорится, беда не приходит одна. В моём случае, сия блядина всех подружек с собой притащила. Судьба подкинула щепок в пламя. Когда я проходил мимо этой гоп-компании, меня окликнули.
Не сразу сообразил, но, минуя секунду, голову пронзила, как долгожданная гроза в засуху, мысль, что мне знаком этот голос. Ребята оказались засланными казачками, у которых я много нала увёл пару месяцев назад. Не могу вспомнить ни имён, ни места, где происходили упомянутые события.
– Не хорошо, Кирилл. – меня сто лет не называли полным именем, только производными, на манер деревенского фольклора. – Не хорошо – как заклинённый талдычил один из них. По-видимому, вожак, раз остальные соплеменники молчали, понурив головы.
– Человечность, честность и справедливость не купишь ни за какие деньги. А продать – так это уже совсем другой разговор, да, парень? – довольно унизительная характеристика для такого самовлюблённого персонажа, вроде меня.
Я было хотел что-то возразить, но затея успеха не возымела. Поэтому, как истукан, просто косил тупой взгляд в сторону, пытаясь отвлечься. Это – настоящая банда, а тот, который глаголил – её предводитель. Куда он поведёт свою ватагу? Неизвестно.
Вдруг взмах руки говорящего стал подобен удару электрическим током, и вся орава, как коршуны, налетела на меня. Вокруг не было ни души, только одинокий фонарь на домовом фасаде и темнота. Поздно уже. Все нормальные люди спят. А ненормальные в данную секунду устраивают мне чрезвычайно гостеприимный приём. Уроды, конечно. Хотя нет. По сравнению с ними – «урод» – не самое страшное, что извергала из себя эволюция. Ущербность человеческая – демонстрировать силу тому, кто заведомо слабее.
Мораль сей басни такова – толпой ебут и даже льва. Думал, что лоб зелёнкой намажут. Не хотел умирать, но по какой-то причине мне казалось, что именно сейчас всё закончится. Не был готов отдавать швартовы на чужбине, но вмешалась такая вот случайность, которой всегда плевать на расчёты. И как они меня нашли только?
Однажды я уже был близок к смерти. В одиннадцатом классе грипп подхватил. Когда температура перевалила за сорок один – испугался. Подумал: «Всё – строчите некрологи». Я полумёртвый пополз к компу удалять переписки и чистить историю браузера.
О чём я думал у того подъезда? О том, что коробка вина в рюкзаке сейчас лопнет, и красное полусладкое окропит землю вперемешку с кровью. Ещё думал о дате, которая будет стоять на моей могиле. Я не успел взглянуть на часы перед тем, как меня повалили. Какое уже? Тридцать первое или первое? Размышлял также, что смерть – бабка справедливая. Всех берёт. И плохих, и хороших. Никто ещё не откупился.