Мировая холодная война
Шрифт:
По двум главным вопросам (Западная Европа и Китай) взгляды Рузвельта и Сталина были ближе друг к другу, чем к позиции Черчилля. И это обусловило определенное отчуждение американцев и англичан, сближение СССР и США на частично антианглийской платформе. Стало ясно, что две великие новые силы пришли на смену старым европейским державам. Интуиция говорила ему, что за столом происходит могучее дипломатическое смещение сил, СССР и США постепенно занимают единые позиции по основным мировым вопросам.
Сталин высоко оценил американскую помощь: «Я хочу рассказать вам, что, с русской точки зрения, президент и народ Соединенных Штатов сделали для победы в войне. Самое главное в этой войне — машины. Соединенные Штаты показали, что они способны создавать от восьми до десяти тысяч самолетов в месяц. Россия
Нет никаких сомнений в том, что шаг Сталина был своевременным и эффективным. Рузвельт не мог не оценить рассчитанного прямодушия своего восточного партнера, прямо заявившего (единственный, но важный раз), что без помощи по ленд-лизу, победы на советско-германском фронте были бы невозможны. Ни тогда, ни сейчас, нельзя умалить значение того, что благодаря «студебеккерам», «виллисам» и «доджам» Красная Армия стала много мобильнее, что американские истребители пришли в нужный час. Нельзя также не оценить хода Сталина, сумевшего использовать благодарность в дипломатической игре.
Рузвельт убеждал Черчилля: «Именно потому, что русские — простые люди, было бы ошибкой полагать, что они слепы и не видят того, что находится перед их глазами». Речь шла о том, что русские, разумеется, замечают все оговорки, направленные на затягивание открытия «второго фронта». Произошедшее объективное сближение Сталина с Рузвельтом вело к определенному отстранению Черчилля от решения крупнейших вопросов мировой политики, и он очень остро это обстоятельство ощущал.
Рузвельт чрезвычайно откровенно описал способ, как будет сохраняться мир. «Америка будет посылать в Европу самолеты и корабли, а Англия и Советский Союз выставят в случае возникновения угрозы миру наземные армии… Есть два метода обращаться с возможной угрозой миру. В первом случае речь идет о революции или перевороте в небольшой стране; тогда можно будет применить метод карантина, закрыв все границы данного государства и введя эмбарго. Во втором случае, если угроза будет более серьезной, четыре великие державы, действуя как полицейские, пошлют ультиматум угрожающей другим нациям, а, если это не подействует, начнут бомбардировку и вторжение в данную страну».
Рузвельт полагал, что западноевропейские «великие» страны потеряют свои колонии и после войны станут тем, чем они являются — средними по величине индустриальными государствами. (Президент настолько был уверен в их упадке, что осенью 1943 года даже сомневался в необходимости военными силами утвердиться в прежнем центре мирового могущества). В Тегеране Рузвельт сказал Сталину, что США «очень бы не хотели» поддерживать военное присутствие в послевоенной Европе. Сомнения и опасения Рузвельта вызывала лишь Франция, и он откровенно говорил о том, что Соединенным Штатам «наверное, определенно придется держать несколько дивизий во Франции».
Сталин заявил, что малые страны будут противиться руководству больших. Европейские государства, к примеру, безусловно, воспротивятся контролю над их делами китайцев. Не лучше ли создать региональные комитеты? Рузвельт скептически отнесся к такому дроблению — оно могло привести к возникновению региональных блоков. Выходом из истории как лабиринта войн является лишь всемирная организация. При этом Рузвельт был предельно обходителен и никоим образом не подталкивал партнера к изменению взглядов. В последний день конференции он сказал Сталину, что все соображения относительно всемирной организации
На чем Сталин твердо стоял — так это на том, что против возможности агрессии со стороны Германии и Японии в будущем следует создать эффективные контрольные механизмы. Рузвельт полностью поддержал своего собеседника. Он предложил, чтобы части старых колониальных империй — Индокитай и Новая Каледония, представляющая угрозу Австралии, а также (Дакар, который, «будучи в ненадежных руках, представляет угрозу Америке»), были взяты под опеку заинтересованных стран.
Стараясь продемонстрировать внимание к проблемам, беспокоящим Советский Союз, Рузвельт предложил взять места входа в Балтийское море «под некую форму опеки, возможно международного характера, поблизости от Кильского канала, для того, чтобы обеспечить мореплавание по всем направлениям». Во время общей дискуссии, когда Черчилль в одном из своих пассажей выразил надежду «увидеть русский флот, как военный, так и торговый, на всех морях мира», Рузвельт еще раз обратился к идее интернационализации ключевых пунктов Балтийского моря. Он предложил превратить старые ганзейские города — Гамбург, Бремен и Любек, как и Кильский канал, в свободную зону. На Дальнем Востоке Рузвельт предложил сделать международным порт Дайрен (Дальний) и даже сказал, что китайцы не будут против этого возражать. Черчилль подвел итог: «Нации, которые будут править миром после войны, должны быть удовлетворены и не иметь территориальных или других амбиций… Опасны голодные и амбициозные страны, ведущие же страны мира должны занять позиции богатых и счастливых».
Как бы ни разнились взгляды Рузвельта и Сталина, но по двум главным вопросам (Западная Европа и Китай) они были ближе друг к другу, чем к позиции Черчилля. И это обусловило определенное отчуждение американцев и англичан, сближение СССР и США на частично антианглийской платформе. Особенно отчетливо это проявилось на третий день конференции. Именно тогда, 30 ноября 1943 года — в день рождения Черчилля, — стало ясно, что две великие новые силы пришли на смену старым европейским державам. В словесных схватках Рузвельта и Сталина по поводу второго фронта, наказания германских военных преступников все больше ощущалось сближение американской и советской позиций. Черчилль прятал за очками лихорадочный блеск глаз, он пускался в пространные словесные экскурсы, он демонстрировал неутомимость и красноречие, он прибег к церемониальным зрелищам, передав Сталину от короля Георга VI «меч Сталинграда». Интуиция говорила ему, что за столом происходит могучее дипломатическое смещение сил, СССР и США постепенно занимают единые позиции по основным мировым вопросам.
Во время празднования дня рождения Черчилля виновник торжества восхвалял Рузвельта и рассыпался в комплиментах Сталину. Рузвельт поднял бокал за доблесть Красной Армии. Рузвельт желал показать Сталину, что он не собирается отрезать русских от Восточной Европы. В конце первой сессии, после очередного словесного столкновения Черчилля и Сталина, Рузвельт выступил однозначно против откладывания «Оверлорда» посредством средиземноморских операций. Ту же идею он эмфатически подчеркнул на следующий день, в начале второй пленарной сессии конференции. Оставленный американцами, Черчилль был прижат к стене вопросом Сталина: «Верит ли премьер в „Оверлорд“ или говорит это лишь для успокоения русских?» Англичане не имели выбора; 30 ноября Черчилль официально поддержал высадку в Северной Франции в мае 1944 г.
В Тегеране и Рузвельт и Черчилль одобрили намерение Советского Союза произвести изменения границы между СССР и Польшей. Черчилль это сделал в первый же день встречи, вечером. Рузвельт тогда выждал паузу. Но в последний день конференции он абсолютно недвусмысленно заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад, а западной польской границы — до реки Одер. Правда, Рузвельт сделал оговорку, что потребность в голосах польских избирателей на президентских выборах 1944 г. не позволяет ему принять «никакое решение здесь, в Тегеране, или наступающей зимой» по поводу польских границ.