Мировой кризис

Черчилль Уинстон

«Оружие прочь. Пришел Эрос. Закончен долгий труд!»

Некоторое время сражавшиеся войска были как будто не в состоянии привыкнуть к внезапному прекращению своих напряженных усилий. В ночь победы на бивуаках передовых позиций было так тихо, что их можно было бы принять за бивуаки храбрецов, сражавшихся изо всех сил и наконец признавших свое поражение. Эта волна психологического утомления прошла так же быстро, как и противоположные ей настроения, проявившиеся в это время в Великобритании, и через несколько дней возвращение на родину стало венцом всех желаний. Но и тут их ждало разочарование, а надежды пришлось отложить.

Вечером, в тот день, когда было заключено перемирие, я обедал с премьер-министром на Даунинг-стрит. Мы сидели одни в большом зале, стены которого были украшены портретами Питта, Фокса, Нельсона, Веллингтона и, быть может несколько неожиданно портретами…

Вашингтона. Одной из наиболее прекрасных черт в характере Ллойд-Джорджа было то, что на вершине власти, ответственности и успеха ему были чужды по-прежнему всякая заносчивость или надменность. Он был всегда естественен и прост. Для хорошо знавших его людей он оставался тем же; он готов был спорить и выслушивать неприятные истины даже в пылу спора. Ему можно было сказать все, при условии, что в ответ он имел право сказать все. Величина и полнота победы располагали к внутреннему спокойствию и сосредоточенности. Не было ощущения, что дело сделано. Напротив того, Ллойд-Джордж ясно сознавал, что ему предстоят новые и может быть еще большие усилия. Мое собственное настроение было двойственным: с одной стороны, я боялся за будущее, с другой – хотел помочь разбитому врагу. Мы говорили о великих качествах германского народа, о той странной борьбе с народами, населяющими три четверти земного шара, которую он выдержал, о том, что восстановление Европы без помощи Германии невозможно. В то время мы думали, что немцы на самом деле умирают с голоду и что под влиянием одновременного военного поражения и голода тевтонские народы, уже охваченные революцией, могут соскользнуть в ту страшную пропасть, которая уже поглотила Россию. Я сказал, что мы должны немедленно, не дожидаясь дальнейших известий, отправить в Гамбург десяток больших пароходов с продовольствием. Хотя условия перемирия предусматривали продолжение блокады до заключения мира, союзники обещали доставить Германии необходимые продукты, и премьер-министр благожелательно относился к этому проекту. С улицы к нам доносились песни и радостные крики толпы, напоминавшие гул морского прибоя. Как мы увидим, вскоре толпа обнаружила совершенно иные чувства.

В этот ноябрьский вечер владыками мира казались три человека, возглавлявшие правительства Великобритании, Соединенных Штатов и Франции. За их спиной стояли огромные государства. В их руках были силы непобедимых армий и флота, без разрешения которого ни одно надводное или подводное судно не смело пересекать морей. Не было ни одного такого мудрого, справедливого и необходимого решения, которого они не могли бы сообща провести в жизнь. Национальные различия, различия в интересах и огромные расстоянии были преодолены этими людьми в общей борьбе против страшного врага. Вместе они достигли цели. В их руках была победа, – победа абсолютная, ни с чем не сравнимая. Как поступят они – победители?

Но время летело быстро. Ни вожди, ни толпа не заметили, как исчезло очарование, под властью которого все находились. Новые силы должны были начать действовать, и многое можно было еще сделать. Но для величайших задач, для лучших решений, для самой целесообразной политики – следовало действовать только немедленно.

Эти люди должны сойтись вместе. Географические и конституционные препятствия – все это лишь мелочи. Люди эти должны встретиться лицом к лицу, и, обсудив все, должны как можно скорее разрешить важнейшие практические проблемы, возникшие в виду полного поражения врага. Им необходимо стряхнуть с себя все низменные страсти, порожденные военным конфликтом, отказаться от всех соображений партийной политики, дающих себя чувствовать в представляемых ими странах, от всех личных стремлений к сохранению власти. Они должны искать наилучших решений, соответствующих интересам великих наций, следующих за ними, интересам измученной Европы и пораженного ужасом мира.

Вместе они не побоятся учесть подлинные факты и их значение. Германская, австрийская и турецкая империи, и все те мощные силы, которые так долго стояли поперек дороги сегодняшним победителям, сдались на капитуляцию; они беспомощны и безоружны. Но поставленная цель еще не достигнута. Еще остались иные враги; у победителей оспаривают власть новые силы, препятствующие справедливому разрешению мировых проблем. Bo-время было вспомнить девиз древних римлян: «Щади побежденных и усмиряй войной гордых».

Здесь читатель может быть не откажется вместе со мной призвать воображение на помощь для обсуждения некоторых вопросов. Оставим на несколько мгновений изложение того, «что случилось в действительности», и перейдем к тому, «что случиться могло бы». Отдадимся во власть тех мечтаний, которыми так много бредили наяву в момент перемирия! Пусть это будет только мечтой.

На президента Вильсона победа произвела

удивительное действие. Сознание ответственности и слава высоко подняли его над уровнем той партийной полемики, которой он в мирное время посвящал большую часть своей жизни. В то же время война оказала умеряющее влияние на его взгляды на иностранные государства и их политику. Лишь только Вильсон получил от Ллойд-Джорджа и Клемансо совместное приглашение устроить еще до конца ноября встречу на острове Уайте (быть может речь шла об острове Джерси), он понял, что он должен ехать, и что бы ни происходило в прошлом, он должен быть подлинным представителем США, как единого целого. Он спросил себя, какое бы место он занял в истории, если бы он поручился за свою страну, не имея на то полномочий, или если бы не были осуществлены обещания, данные им от имени страны. Поэтому в пылу успеха он обратился к сенату США с просьбой отправить в помощь ему делегацию наиболее выдающихся деятелей сената, в полном согласии с республиканским большинством в сенате [11] . «Я не могу предвидеть, – сказал он, – какие партийные соотношения установятся в течение ближайших нескольких лет, но это совершенно неважно по сравнению с нашей обязанностью так же хорошо выполнить свое дело во время мира, как наши солдаты выполняли свое дело во время войны. В европейские дела мы были вовлечены вопреки нашему желанию и вопреки всем нашим традициям. Мы вступили в войну с полным основанием, мы должны выйти из нее с честью».

11

Вильсон был кандидатом демократической партии. – Ред.

Клемансо сказал (про себя): «Мне следует стремиться к тому, чтобы надолго обеспечить Франции безопасность. Не собственными усилиями, а чудесным образом удалось нам спастись. Нам на помощь пришли величайшие нации мира, и мы избавлены от смертельной опасности. Никогда в будущем мы не сможем рассчитывать на такую помощь. Такое счастливое для Франции стечение обстоятельств не повторится и в тысячу лет. Именно теперь наступило время установить дружбу с Германией и закончить спор, продолжавшийся много веков. Мы, более слабые, победили более сильных, и мы, победители, поможем им оправиться».

Что касается Ллойд-Джорджа, то он сказал: «Мои поступки будет судить история и не найдет их недостойными. Чтобы выиграть эту войну, я разрушил самые основания моего политического успеха и моей карьеры. Но в конце концов жизнь длится недолго, и суть дела заключается лишь в том, чтобы в наиболее важный момент не оказаться несоответствующим тем требованиям, которые предъявляют события. У английского народа хорошая память, и я доверяюсь ей».

Итак, эти три человека через три недели после заключения перемирия встретились на острове Уайте (а может быть на острове Джерси) и совместно выяснили все те практические меры, которые нужно было предпринять для того, чтобы обеспечить прочный мир и снова поставить мир на ноги.

Тем временем делегация сената США проследовала прямо в Париж и посетила американские войска на фронте.

Когда эти три человека встретились, они согласились между собой, что Лига наций должна быть основана не как верховное государство, а как верховное учреждение, которое стояло бы над всеми государствами мира. Но они видели, что Лига, как учреждение, может полностью развиться только постепенно и поэтому на своем первом заседании, – состоявшемся 1 декабря 1918 г., они условились, что Лига наций должна включать все господствующие на земле народы. Таково было их первое решение. Вильсон сказал: «Я могу отвечать за Соединенные Штаты, ибо меня поддерживают обе великие партии, – и республиканцы, и демократы». Ллойд-Джордж сказал: «Я говорю от имени британской империи, за меня стоят премьер-министры всех самоуправляющихся доминионов; кроме того Асквит и Бонар Лоу согласились поддерживать меня, пока не будет достигнуто окончательное решение. После этого я твердо решил удалиться от политической жизни (хотя, может быть, и не навсегда)». Клемансо сказал: «Мне семьдесят пять лет, и я представляю Францию».

Сообща они решили следующее: «Создавать Лигу наций без России не имеет смысла, а Россия все еще находится вне нашей юрисдикции, большевики не представляют России, – они представляют лишь интернационал, – учреждение и идею, которая совершенно чужда и враждебна нашей цивилизации; но русские сражались вместе с нами в тяжелую годину войны, и мы обязаны предоставить им подлинную возможность национального самоопределения».

Затем они приняли вторую резолюцию: «Русскому народу нужно предоставить возможность избрать национальное собрание, которое и должно рассмотреть поставленные на очередь вопросы мира».