Миртовск. Трагедия одного города
Шрифт:
– Блин, я только что встал и ем отвратительную яичницу.
– Ну а что в ней плохого?
– Плохо то, что это просто яичница, просто два жареных яйца, ну и кусочек хлеба.
В трубке раздался заливистый смех:
– Потерпи немного, через несколько часов ты будешь есть шашлыки и запивать пивом, ну или чем покрепче.
– Ох, побыстрее бы, вроде утро, а напиться уже хочется.
– Что-то ты совсем сдал, наверное, не спал всю ночь? – спросил Артём.
– Нет, спал как убитый! – я не стал говорить о том, что мне снилось, потому что Артём все превратит в шутку.
– Ты уже
– Да я уже несколько часов как собран, сижу играю в приставку и жду, когда все проснутся. Лена тоже дрыхнет еще, скоро будить ее пойду. Короче, план такой: берем вещи, встречаемся возле гастрика, закупаемся всем необходимым и дальше пешочком-пешочком вверх.
– Да, отлично, только, Тёмыч, слушай, тут такое дело… у меня совсем кончились деньги. Вчера на последние купил Насте букет, и сейчас я на мели. Скажи, можно у тебя занять до зарплаты – на поход, на продукты и все остальное? А с зарплаты – она через неделю – я все отдам.
В трубке на несколько секунд повисло молчание.
– Блин, вот ты меня озадачил… ну ладно, думаю, смогу взять из своих резервов.
– Через неделю все верну. И еще: когда будете скидываться, скажи, что я еще давно скинулся, а то перед ребятами стыдно, что всегда без денег.
Про кольцо говорить тоже не стал, хотел там – на вершине Волчьей горы, сделать и друзьям сюрприз.
– Нашел о чем беспокоиться, конечно скажу, насчет этого не волнуйся.
– Тогда давай в 10 у магазина.
– Хорошо, – ответил я и нажал на красную клавишу телефона.
«Елки-моталки, что же делать… что делать?» Посидев с минуту в размышлениях и оценивая вчерашний разговор с Настей, я встал и направился в ванную комнату, надо было побриться, искупаться и взять необходимые средства личной гигиены. После того как вышел, надел подобающую одежду – этой одеждой был костюм цвета хаки и армейские берцы, не спеша взял заранее заготовленный рюкзак, в котором было несколько банок тушенки, сгущенки, лежали ножи, столовые принадлежности, маленький котелок, теплая одежда, к рюкзаку была привязана спальная пенка.
Проверил, все ли на месте: телефон, плеер – без него я никуда, пустой кошелек. Маленькое золотое колечко я положил во внутренний карман куртки. До встречи оставалось чуть меньше часа, и ехать надо было пять остановок, не так долго, тем более что сегодня праздничный день и городской транспорт полупустой. Взвалив рюкзак на плечи (он оказался легче, чем я думал), я прошелся по квартире, в очередной раз коря себя за то, что в уличной обуви ступаю по чистым полам. Проверил, везде ли выключено электричество, вышел за дверь, закрыл ее с наружной стороны, вышел из дома и спокойным шагом зашагал к остановке. Только на полпути вспомнил, что у меня не осталось ни копейки, был вынужден отказаться от идеи поехать и пошел пешком. Вставил наушники, включил любимую музыку и зашагал по улице под зажигательные ритмы. По пути к магазину, что находился у подножья нашей горы (мы этот магазин называли сокращенно «Гастрит»), не было никаких позитивных мыслей, было чувство нарастающей тревоги, эта тревога росла внутри, она была необъяснима, как будто я шел не в приятный поход с друзьями, а к стоматологу, который будет вырывать
«Настя, Настя, господи, почему? Почему ты не можешь меня принять таким, какой я есть? Не можешь смириться с моими увлечениями. Я же не изменял и не мог изменить, потому что других девушек просто не замечаю. Ты дура, не понимаешь, что для меня ты солнце, на которое смотришь и не видишь ничего, кроме него. Я б мог отказаться и никогда больше не играть на барабанах, не стучать, но как ты не можешь понять, что я без этого просто загнусь, это как глоток воздуха, как отдушина для меня. Лиши меня, и я сопьюсь или еще что похуже, я не увижу больше радости ни в чем», – такой ответ я подготавливал. Этот монолог хотел ей сказать, чтобы она поняла, чтобы увидела, что внутри я не такой панк-рокер. Что я живой и ранимый…
В памяти всплыл сегодняшний сон, что он мог означать? Неужели то что Настя меня бросила, а в музыке я полный ноль? Эта мысль давила меня как прессом, мои переживания росли с каждой минутой, как снежный ком, летящий с бешеной скоростью вниз, я накручивал себя. Мне очень не нравились все эти мысли.
В этих раздумьях дошел до магазина и увидел выходящих из дверей Николая и Елену, они уже накупили продуктов и, смеясь шли навстречу мне. Руки у всех были заняты небольшими пакетами.
– Колян, привет, Леночка, здравствуй! – поздоровался я.
– А это что за новости? Где Настя? – спросила напрямую Лена
– Это я у тебя должен спросить, она же твоя лучшая подружка «Чмоки, чмоки», кстати а где Тёмыч? – перевел тему я.
– Ой , ну он как всегда набирает алкоголь вам, вы же не можете без этого – шутливо ответила Елена. В этот момент дверь открылась, и из магазина вышел Артём.
– О, Пашка, привет, а ты че один?
Я вздохнул.
– Сейчас она приедет. Неужели все будут меня спрашивать, где Настя? – уже со злобой спросил я.
– Ну, блин, вы же встречаетесь.
– Она скоро приедет.
– Колян, дай сигареточку, – попросил я.
– Ща, не вопрос, я кстати, взял четыре пачки, вдруг закончатся, хотя курим только мы с тобой да и Тёмыч когда выпьет… а вообще, наверное мало, ща еще схожу возьму, – произнес Николай. – Я еще салфетки забыл купить, – и направился обратно в магазин оставив нам пакеты.
В этот момент на остановку подъехал автобус и из него вышла Настя, как всегда красивая и по-походному одетая. На ней были штаны цвета хаки, такой же топик, на голове черная кепка, за плечами большой рюкзак.
– А вот и наша пропащая душа, – сказала Лена и направилась к Насте, они обнялись.
Затем подошел я, хотел опять поцеловать в губы, но Настя так улыбнулась, что в этом не было ничего хорошего, и подставила моим устам щеку. Я чмокнул ее и подумал: «Она еще обижена и для себя уже всё скорее всего решила. Как же это все достало, она ведет себя как будто мы никогда не встречались. Как будто просто друзья или так показывает свое безразличие». Эти мысли сбросили мое поганое настроение в темную яму апатии, и мысли о том, что она никогда не будет рядом, начали съедать душу, подобно диким зверям, отрывали по кусочкам, кромсали, раздирали.