Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Брат во Христе
Шрифт:
– А можно мне ванну принять и переодеться.
– Ванну – нет, а переодеться – да.
В разоренной спальне новоиспеченный Рэб нашел свой любимый немецкий пиджак и настоящие американские джинсы, державшиеся на его животе при помощи офицерской портупеи. Рясу скомкал и выбросил в окно – от нее действительно смердело. Прежде чем одеться, он обтерся влажными салфетками. После этого он почувствовал себя намного лучше. Оделся в чистое и спустился вниз.
– Ни дать ни взять, мануфактурщик Савва Морозов.
– Ладно, в первом же стабе справим тебе нормальный камуфляж. Оружие
– Нет. – Взгляд бывшего священника упал на распятье, вырезанное им в бессознательном состоянии в церкви. – Только это.
Он поднял крест с прикрученным к нему ножом.
– Серьезная штука! – иронично произнес Мотор. – Возьми ее только в том случае, если она греет тебе душу. Понимаешь?
– Это как?
– Подумай про крест, представь, что ты его выбрасываешь. Почувствуй, какие движения в душе происходят от этих мыслей.
Рэб был уверен, что людям просто нечем было заняться, поэтому они придумывают глупости. Тем не менее, он представил, что уходит из дома, а крест остается. Неожиданно душу защемило, как от расставания с чем-то важным. Представил, что вернулся, чтобы забрать крест, и по душе растеклось тепло.
– Греет, – удивленно произнес Рэб.
– Тогда бери. Это твой талисман.
Бугай посмотрел в окно и озабоченно произнес:
– Туман появляется. Пора сваливать.
Рэб встрепенулся. Острая ледяная игла кольнула сердце. Ему стало не по себе от мысли, что сейчас ему придется покинуть свой родной дом – свою гордость и один из смыслов жизни. Уйти неизвестно куда, с незнакомыми людьми. Чувство было похожим на то, когда он попал на пункт сбора перед отправлением в армию. Сотня неизвестных людей, другой мир и тревожные ожидания будущего. Если бы не тварь в кухне, Рэб остался. Ее туша, хоть и дохлая, вызывала ужас и отвращение. С живыми людьми рядом было спокойнее.
– Уходим. – Мотор поднялся, закинул на спину тяжелый рюкзак, взял в руки «калаш» с самодельным глушителем.
Отряд собрался следом. У каждого в руках было оружие: у Глобуса – винтовка, у Сапера – автомат, у Бугая – кирка на длинной металлической ручке. Первым из дома вышел Сапер. Огляделся, принюхался.
– Кислятиной уже пахнет.
– Живее! – приказал Мотор.
Рэба поставили предпоследним. Замыкал цепочку Бугай. Шли тихо, без разговоров. Рэб рассматривал мир, который неведомым образом возник вокруг его дома. Они миновали область начинающегося тумана, который действительно пах кислым, как молодая бражка во фляге у доброй женщины.
Несмотря на кажущееся миролюбие пейзажа, пение птиц, кваканье лягушек в близком водоеме, Сапер шел с предельной осторожностью. То и дело замирал, прикладывался к биноклю. Отряд останавливался и ждал, когда он начнет движение.
Шли они уже два часа. Пейзаж оставался тем же. В их краях леса вообще были редкостью, только редкие круглые пятна осинников, либо березовые рощицы по оврагам. Дышалось легко и приятно. Рэб почувствовал, как дорога израсходовала калории. Живот начал урчать громче, чем звуки леса.
– Привал, – тихо прошептал Мотор. – Бугай – на фишку. Новичка покормим – и снова в путь.
– Ты урчишь, как голодный мертвяк, – заметил Глобус. – Я подумал,
– Он не виноват. Со всеми нами такое было вначале, – поддержал Рэба Сапер. – Акклиматизация.
Мотор скинул рюкзак и достал из него шоколадный батончик и кусок сала, завернутого в бумагу. Приложил обертку к носу и с удовольствием вдохнул.
– А – а– а-а! Чистая энергия и серотонин. Мы называем комбинацию сала и шоколада «салом в шоколаде». Это – как пинок под зад. Не было сил, и тут – бац! – хоть землю поднимай, была бы точка опоры. Рубай по-быстрому.
– Мне неудобно есть ваше. – Рэб только сейчас сообразил, что мог бы забрать из дома продукты.
– У нас и твоего достаточно. Не терзай совесть, ешь. У нас каждая секунда на счету. Твой кластер через час перезагрузится, и сюда снова волчьими тропами повалит нечисть.
Рэб откусил кусок сала и, недолго жуя, проглотил его. Организм довольно отреагировал на еду. Завывания в желудке стали еще громче.
– Человек-оркестр, – пошутил Сапер.
– Мы… куда идем? – спросил с полным ртом Рэб.
– В стаб – стабильный кластер. Там можно сбагрить барахлишко, разжиться патронами, узнать, что почем. Улей – такой быстроменяющийся мир, что надо держать ухо востро. Слушать, о чем шушукаются за соседним столом, и, если придется, платить за информацию.
– А здесь есть города, страны?
Все мужики из отряда разом усмехнулись.
– Здесь есть все, что хочешь, и в таком невообразимом смешении, что лучше не задаваться вопросами, как это происходит, как это работает, – лучше сразу принять этот мир таким, какой он есть. Ответа никто не даст. Есть места, где высоколобые парни пытаются найти ответ. Как найдут, мы все отправимся домой. Это отличная Вера, и она придает нам сил.
– Но должен же быть у этого какой-то смысл? Здесь есть старожилы?
– Я здесь чуть больше года и считаюсь старожилом, – ответил Мотор. – Бугай – чуть больше. Сапер и Глобус – по полгода, и они уже считаются матерыми. Неделя в Улье для новичка – крайний срок. За нее отсеиваются девяносто процентов иммунных.
– Это ужасно! Для оправдания таких жертв должна быть достойная цель. – Рэб еще мерил мир старыми категориями.
– Ну да, как войны за Веру, – напомнил ему Глобус.
– Ты сам-то священник по вере или из-за заработка? – неожиданно жестко спросил Мотор.
Вопрос его поверг Рэба в ступор. В миру не принято было задавать такие вопросы в лоб. Окружающие видели, что их батюшка не бедствует, промеж собой судачили о его богатствах, но напрямую никогда не высказывали претензий. Совсем наоборот – жертвовали деньги при всяком удобном случае.
– Можешь не отвечать. Сейчас это не имеет значения. Улей сделает из тебя того, кем ты есть на самом деле. Все мерзкое вскроет, как нарыв. И хорошее также даст проявить, – высказался Глобус.
Рэб доел сало и закусил батончиком. Голод ушел бесследно. Он на самом деле почувствовал, как сил прибавилось. Захотелось идти быстро, пружинисто. В голове отряда Сапера сменил Глобус. Прошли еще час, перед тем как лес начал редеть. На опушке Глобус присел и долго глядел в бинокль.