Миры Айзека Азимова. Книга 11
Шрифт:
Инсигна нахмурилась.
— Сивер, мне еще не приходилось слышать подобной ерунды. Я ничего такого не чувствую и не почувствую.
— Конечно же, нет. Я просто предполагаю. А вот Марлена ничего не предполагает. Она всегда знает, что тебя беспокоит — по движению большого пальца, или правой лопатки, или чего угодно, — и откровенно все тебе выложит. Да так, что ты не будешь знать, куда деваться от стыда, и в порядке самообороны согласишься на все, лишь бы она не разбирала тебя по кусочкам.
— Только не рассказывай
— Только потому, что я ей нравлюсь и стараюсь держаться дипломатично. Я просто боюсь рассердить ее, ведь страшно подумать, на что она способна в гневе. Ты хоть понимаешь, что я удерживал ее? Уж оцени хотя бы это. Она собиралась выйти на Эритро на следующий день после полета, а я продержал ее здесь целый месяц.
— И как же тебе это удалось?
— Чистой софистикой. Сейчас декабрь. Я сказал ей, что через три недели Новый год — по земному стандартному времени — и открыть новую эру в истории Эритро лучше всего с начала года. А знаешь, ведь она так и воспринимает свой приезд на планету — как начало нового века. Что делает все только хуже.
— Почему?
— Потому что для нее это не личный каприз, а дело жизненно важное, и не только для Ротора — для всего человечества. Что еще можно сравнить с тем ощущением, когда и сам получаешь удовольствие, и можешь назвать этот процесс жизненно важным вкладом в процветание рода людского. Тут все себе простишь. Я сам так поступал, и ты тоже, да и любой человек. Насколько мне известно, даже Питт обнаруживает естественную склонность к этому занятию. Наверняка уже успел убедить себя в том, что и дышит лишь ради того, чтобы растениям Ротора хватало углекислоты.
— Значит, сыграв на честолюбии, ты уговорил ее подождать?
— Да, и у нас останется неделя на поиски средства, чтобы остановить ее. Должен признаться, что я не смог одурачить ее. Подождать она согласилась, но сказала: «Вам, дядя Сивер, кажется, что, задерживая меня, вы можете добиться капельки симпатии у моей мамы, так ведь? Весь ваш облик говорит, что наступление Нового года на самом деле не имеет никакого значения».
— Сивер, какая невероятная бестактность!
— Просто невероятная точность, Эугения. Наверное, это одно и то же.
Инсигна отвернулась.
— Моей симпатии? Ну что мне сказать…
— Зачем говорить? — немедленно перебил ее Генарр. — Я объяснил, что в молодости любил тебя и, постарев — или старея, — нахожу, что чувства мои не переменились. Но это мои сложности. Ты всегда была честна со мной и никогда не давала оснований для надежды. И если по собственной глупости я предпочитаю не считать «нет» окончательным ответом, это опять-таки тебя не должно волновать.
— Меня волнует, когда ты расстраиваешься…
— Ну вот, уже хорошо. — Генарр вымученно улыбнулся. — Гораздо лучше, чем вовсе ничего.
Инсигна с видимым
— Но, Сивер, если Марлена все поняла, почему же она согласилась подождать?
— Возможно, тебе это не понравится, но лучше все-таки знать правду. Марлена сказала мне: «Дядя Сивер, я подожду до Нового года, потому что и маме будет приятно, и вам я хочу помочь».
— Так и сказала?
— Пожалуйста, не сердись на нее. Наверное, мой ум и обаяние сделали свое дело, и она старается ради тебя.
— Прямо сваха, — проговорила Инсигна, не то недовольная, не то удивленная.
— А вот мне подумалось, что, если ты сумеешь заставить себя обнаружить ко мне какой-нибудь интерес, нам, возможно, удастся подтолкнуть ее к поступкам, которые способны, на ее взгляд, этот интерес укрепить… Правда, твоя заинтересованность должна выглядеть достаточно правдоподобной, иначе она все поймет. Ну а если интерес будет реальным, ей не придется идти на жертвы ради его укрепления. Ты поняла меня?
— Понимаю, — ответила Инсигна, — мало мне проницательности Марлены — так тут еще ты со своими приемами истинного макиавеллиста.
— Прямо в сердце, Эугения.
— Ну а почему не сделать попросту? Почему не отправить ее, наконец, обратно на Ротор?
— Связав по рукам и ногам? От безрассудства можно пойти и на это. Однако мне удалось понять, о чем она мечтает. И следом за Марленой я начинаю подумывать об освоении Эритро… Подумай, целый огромный мир…
— Дышать этими бактериями, пить их и есть? — Инсигна скривилась.
— Ну и что? Мы и так каждый день поглощаем их в неимоверном количестве. Нельзя же совершенно очистить от них Купол. Кстати, и на Роторе тоже есть бактерии. Их тоже пьют, едят и вдыхают.
— Но там знакомые бактерии, а здесь они инопланетного происхождения.
— Тем проще. Раз мы к ним не приспособлены, значит, и они к нам тоже. А посему они не могут сделаться паразитами, можешь считать их частью здешней пыли.
— А лихоманка?
— Безусловно, она и создает все сложности, когда речь заходит о таком простом деле, как выход Марлены из Купола. Но мы примем все меры предосторожности.
— Какие же?
— Во-первых, на Марлене будет защитный комбинезон, во-вторых, я сам пойду с ней. Буду при ней за канарейку.
— Как это — за канарейку?
— Так делали на Земле несколько столетий назад. Шахтеры брали с собой под землю канареек — знаешь, такие желтенькие птички. Если в воздухе появлялся газ, канарейка умирала первой, а люди, заметив опасность, успевали оставить шахту. Иными словами, если я странно себя поведу, мы оба немедленно окажемся здесь.
— А что если сперва это произойдет с ней?
— Сомневаюсь. Марлена считает себя иммунной. Она повторяла это уже столько раз, что я начал ей верить.