Миры Айзека Азимова. Книга 3
Шрифт:
— Когда-нибудь вы перемените свое мнение. Какой-то миг они стояли, молча глядя друг на друга.
— Я так и не поблагодарила вас, — сказала Глэдия.
— Я всего лишь делал свою работу.
— Вы ведь возвращаетесь на Землю?
— Да.
— И я вас больше не увижу.
— Наверное. Но вы не огорчайтесь. Лет через сорок, самое большее, я умру, а вы останетесь такой же, как теперь.
Ее лицо горестно скривилось.
— Не говорите так.
— Это правда.
— А знаете, насчет Джотана Либича все подтвердилось, — быстро сказала Глэдия, словно желая сменить тему.
— Да,
— Как по-вашему, зачем он делал такие страшные вещи?
— Он боялся людей. Он убил себя, лишь бы избежать присутствия человека, и готов был истребить целые миры, лишь бы Солярия с ее табу на личные контакты осталась в неприкосновенности.
— Как он мог так думать, — промолвила она, — ведь личный контакт иногда бывает… — И снова они помолчали, стоя в десяти шагах друг от друга. Потом Глэдия воскликнула: — Элайдж, вы сочтете меня развязной, но…
— Почему я должен счесть вас развязной?
— Можно мне прикоснуться к вам? Я ведь никогда больше вас не увижу.
— Если хотите.
Шаг за шагом она приближалась к нему, сияя глазами, но все же с опаской. Остановилась в трех футах от него и медленно, как в трансе, стала стягивать перчатку с правой руки. Бейли сделал отстраняющий жест.
— Не делайте глупостей, Глэдия.
— Я не боюсь. — И она протянула ему дрожащую руку без перчатки.
Рука Бейли тоже дрогнула. Робкая, испуганная рука Глэдии на миг задержалась в его ладони. Потом он разжал пальцы, рука ускользнула, неожиданно взлетела к его лицу и легко, как перышко, на долю мгновения коснулась щеки.
— Спасибо вам, Элайдж. До свидания.
— До свидания, Глэдия, — сказал он ей вслед. Даже мысль о корабле, который ждет, чтобы отвезти его на Землю, не могла облегчить охватившее инспектора чувство утраты.
Заместитель министра Альберт Минним встретил Бейли со сдержанной приветливостью.
— Рад снова видеть вас на Земле. Ваш отчет, разумеется, прибыл раньше, и сейчас его изучают. Вы хорошо поработали. Это дело украсит ваш послужной список.
— Благодарю, — сказал Бейли. Для более обширных излияний у него не было сил. Вернувшись на Землю, под кров родных Пещер, и успев уже поговорить с Джесси, Бейли чувствовал какую-то странную пустоту изнутри.
— Однако, — продолжал Минним, — ваш отчет касается только следствия. Нас же интересовало и другое. Может быть, вы доложите мне устно?
Бейли помолчал и машинально полез во внутренний карман, где снова утешительно покоилась трубка.
— Можете курить, — поспешно сказал Минним. Бейли несколько затянул процесс раскуривания.
— Я не социолог, — сказал он наконец.
— Да ну? — слегка улыбнулся Минним. — Мы ведь, кажется, это уже обсуждали. Хороший полицейский должен быть и хорошим социологом-практиком, даже если он никогда не слышал об уравнении Хэккета. По вашему замешательству я вижу, что свои выводы относительно Внешних Миров вы сделали, но не уверены, как я к ним отнесусь.
— Что ж, будь по-вашему, сэр. Посылая меня на Солярию, вы поставили передо мной вопрос: в чем слабость космонитов? Их
— Ну-ну?
— Мне кажется, я знаю, в чем слабость соляриан, сэр.
— Значит, можете ответить на мой вопрос? Хорошо. Я слушаю.
— Их слабость, сэр, в роботах, в малочисленности, в долгой жизни.
Минним посмотрел на Бейли, не меняясь в лице, быстро чертя что-то пальцами по столу.
— Почему вы так думаете?
На обратном пути Бейли часами репетировал свою речь и спорил с чиновником, выдвигая уравновешенные, продуманные аргументы. Но сейчас он растерялся.
— Не уверен, что смогу изложить связно…
— Ничего, послушаем. Это ведь только первая прикидка.
— Соляриане отказались от того, чем человечество владеет уже миллион лет, — начал Бейли. — От того, что ценней атомной энергии, Городов, сельского хозяйства, орудий труда, огня — ценнее всего. Потому что эта вещь как раз и делает возможным все, что я перечислил.
— Не хочу гадать, Бейли. Что же это такое?
— Племя, сэр. Сотрудничество отдельных личностей. Солярия полностью отказалась от него. Это мир отдельных, изолированных друг от друга личностей, и единственный социолог планеты от этого в восторге. Кстати, он и не слыхивал о социометрии — изобретает собственную науку. Ему не у кого поучиться, некому ему помочь, некому подать мысль, которую он упустил. Единственная наука, действительно процветающая на Солярии, — роботехника, но и ею занимаются считанные люди, а когда им понадобилось проанализировать отношения между человеком и роботом, пришлось звать на помощь землянина. Солярианское искусство абстрактно. У нас на Земле абстракционизм — лишь одно из направлений искусства, на Солярии — единственное направление, и человеческого образа в нем нет. А на будущее планируется эктогенез и полная изоляция от деторождения.
— Да, жутковато, — сказал Минним. — Но насколько это опасно для них?
— Думаю, что очень опасно. Без игры человеческих взаимоотношений жизнь лишается своего главного смысла; духовные ценности обесцениваются, и жить, в общем, становится незачем. Видеосвязь не может заменить живого общения — соляриане сами сознают, что это слишком слабое связующее звено. И если одной изоляции недостаточно для застоя, то долгая жизнь завершает дело. На Земле в наши ряды постоянно вливается молодежь, которая жаждет перемен, поскольку не успела прочно осесть в жизни. У нас, по-моему, существует определенный оптимум: жизнь, достаточно длинная, чтобы чего-то добиться, и достаточно короткая, чтобы уступить дорогу молодым. Процесс смены поколений идет довольно быстро. А на Солярии он чересчур замедлился.
Минним продолжал рисовать пальцем на столе.
— Интересно! Интересно! — потом он поднял голову, и Бейли увидел его без маски — Минним просто сиял. — Вы проницательный человек, инспектор.
— Спасибо, — буркнул Бейли.
— Знаете, почему я попросил вас самого рассказать о своих наблюдениях? — ликуя, как мальчишка, спросил Минним и не стал дожидаться ответа. — Наши социологи уже провели первоначальный анализ вашего отчета, и я спрашивал себя, понимаете ли вы, какие превосходные новости привезли на Землю. Оказывается, понимаете.