Миры Айзека Азимова. Книга 4

Азимов Айзек

— Они знали?

— Не имею представления, — ответила она после паузы.

— Вы им не говорили?

— Зачем?

— Не отвечайте вопросом на вопрос. Вы им говорили?

— Нет.

— Но как вы могли этого избежать? Вам не кажется, что объяснить причину своего отказа было бы естественнее?

— Никаких объяснений не требовалось. Отказ — это отказ, и его всегда принимают спокойно. Я вас не понимаю.

Бейли промолчал, собираясь с мыслями. Они с Глэдией не блуждали, а двигались параллельно. Он продолжал:

— А на Солярии

иметь мужа-робота было бы нормально?

— На Солярии о таком и помыслить нельзя. Подобная мысль была бы для меня невозможна. На Солярии все было немыслимым… И на Земле тоже, Элайдж. Ваша жена могла бы взять в мужья робота?

— Это не относится к делу, Глэдия.

— Пожалуй. Но выражения вашего лица более чем достаточно. Пусть мы не уроженцы Авроры — вы и я, но мы находимся на Авроре. Я прожила здесь два года и принимаю ее мораль и нравы.

— Вы подразумеваете, что половая связь между человеком и роботом на Авроре явление заурядное?

— Не знаю. Убеждена, впрочем, что она позволительна, потому что здесь в области секса позволительно все, то есть все добровольное, дающее взаимное удовлетворение и никому не причиняющее вреда. Какая разница для всех остальных, как человек или любое объединение людей обретают удовлетворение? Кого-нибудь обеспокоило бы, какие книги я проглядываю, какую пищу ем, в какой час засыпаю или просыпаюсь? Люблю ли я кошек или не терплю роз? Вот и секс не имеет значения — на Авроре.

— На Авроре, — повторил Бейли. — Но вы же родились не на Авроре и воспитывались не по правилам ее морали. Совсем недавно вы сказали мне, что не сумели приспособиться к их равнодушию в вопросах пола, которое теперь хвалите. Еще раньше вы с брезгливостью отозвались о множественных браках и постоянной смене партнеров. Если вы не говорили тем, кому отказывали, почему отказываете им, не исключено, что где-то в глубине своего существа вы стыдились, что взяли в мужья Джендера. Возможно, вы знали, или подозревали, или просто предполагали, что вы — не такая, как все, и вам было стыдно.

— Нет, Элайдж, вы не заставите меня устыдиться, что бы вы ни говорили. Если иметь мужем робота необычно даже на Авроре, то лишь потому, что необычен такой робот, как Джендер. Роботы на Солярии, на Земле, даже на Авроре (если не считать Джендера и Дэниела) сконструированы так, что могут дать лишь самое грубое сексуальное удовлетворение. Их можно использовать, пожалуй, как приспособления для мастурбации — ну, вроде вибратора — но и только. Когда новые, человекоподобные роботы станут многочисленными, многочисленными станут и сексуальные связи людей и роботов.

— Но как вообще, Глэдия, — спросил Бейли, — Джендер оказался у вас? Ведь таких было только два, и оба — в доме доктора Фастольфа. И он просто передал вам одного из них, то есть половину всего?

— Да.

— Почему?

— По доброте душевной, мне кажется. Я была одинока, разочарована, несчастна — чужая в чужой стране. И он отдал мне Джендера, чтобы скрасить мою

жизнь, и мне никогда не отблагодарить его за это. Продолжалось это всего полгода, но эти полгода, возможно, стоят всей остальной моей жизни.

— Доктор Фастольф знал, что Джендер был вашим мужем?

— Он никогда об этом не упоминал, так что я не знаю.

— А вы когда-нибудь упоминали?

— Нет.

— Почему?

— He видела надобности… И нет, не потому что я стыдилась.

— Как это произошло?

— Что я не видела надобности?

— Что Джендер стал вашим мужем.

Глэдия нахмурилась и сказала враждебно:

— С какой стати я должна это объяснять?

— Глэдия, час уже поздний. Почему вы все время боретесь со мной? Вы огорчены, что Джендера… больше нет?

— Зачем спрашивать?

— Вы хотите знать, что произошло?

— И еще раз: зачем спрашивать?

— Тогда помогите мне. Мне необходима вся информация, какую только мне удастся получить, чтобы я мог приступить — хотя бы приступить! — к решению задачи, видимо, не имеющей решения. Как Джендер стал вашим мужем?

Глэдия откинулась на спинку кресла, и ее глаза внезапно наполнились слезами. Она оттолкнула тарелку с крошками, которые остались от бисквитиков, и сказала прерывающимся голосом:

— Обычно роботы не носят одежду, но они сконструированы так, что создается впечатление, будто они одеты. Я хорошо знаю роботов, ведь я жила на Солярии, и у меня есть некоторые художественные способности.

— Я помню ваши световые скульптуры, — тихо сказал Бейли.

Глэдия благодарно кивнула.

— Я разработала несколько эскизов для новых моделей, более, по-моему мнению, интересные и стильные, чем принятые на Авроре. Некоторые мои картины, сделанные по этим эскизам, висят в этой комнате. Остальные — в других.

Взгляд Бейли обратился на картины. Он уже заметил их. Да, конечно, роботы, но не натуралистические, а какие-то удлиненные с неестественными искривлениями. Но теперь он обнаружил, что искажения эти искусно выделяли те части тела, которые, когда он взглянул на них по-новому, казались одетыми. Каким-то образом возникала идея костюмов для слуг, которые он видел в книге, посвященной средневековой Англии викторианской эпохи. Были они известны Глэдии или сходство возникло случайно, хотя и уместно? Вопрос этот скорее всего не имел ни малейшего значения, но оставлять его без внимания, пожалуй, не следовало.

В первый раз посмотрев на картины, он подумал, что таким способом Глэдия окружает себя роботами в подражание жизни на Солярии. Эту жизнь, по ее словам, она ненавидела, но чувство это было плодом сознательных мыслей. Солярия была для нее единственным по-настоящему знакомым ей приютом, а этого так просто не отбросить, даже если такая возможность вообще существует. И, быть может, это останется действенным фактором в ее живописи, пусть ее новый мотив и выглядит правдоподобно. А Глэдия тем временем говорила: