Миры Айзека Азимова. Книга 8
Шрифт:
— Думаю, да, — сказала Глэдия, ища что-нибудь, чем можно было бы заменить ночную рубашку. — Пусть войдет.
Д. Ж. выглядел усталым и даже измученным, но, когда она повернулась к нему, он улыбнулся:
— Трудно поверить, что вам двести тридцать пять лет.
— Да? В этой-то штуке?
— Именно. Он же полупрозрачен. Вы не заметили? Глэдия неуверенно оглядела свое ночное одеяние.
— Хорошо, если это вас забавляет, но мне все-таки два с третью столетия.
— Глядя на вас, никто бы не подумал. Вы, наверное, были исключительно красивы в юности.
— Мне никогда этого не говорили.
— Нажмите кнопку справа, кто-нибудь отзовется, и вы сможете потребовать, чего душе угодно.
— Хорошо. Мне нужны зубная щетка, щетка для волос и одежда.
— Щетки вам принесут, я распоряжусь. Что до одежды, то тут придется подумать. В вашем шкафу целый гардероб. Все самое модное в Бейлимире. Но вам может не понравиться. К тому же, может быть, не все окажется впору. Наши женщины выше вас и плотнее. Но это неважно. Я думаю, некоторое время побудете здесь.
— Почему?
— Ну, миледи. Вы толкнули такую речь, и, насколько я помню, ни разу не присели, хотя я вам советовал не один раз.
— Я, кажется, имела полный успех, Диджи.
— Да, огромный успех. — Д. Ж. широко улыбнулся и почесал бороду. — Однако у вашего успеха есть и обратная сторона. Сейчас вы — самая знаменитая особа в Бейлимире, и каждый житель мечтает увидеть вас и пожать вам руку, и если вы появитесь где-нибудь, могут начаться беспорядки. Придется подождать, пока страсти остынут, а сколько времени это продлится — неизвестно. Кроме того, вами восхищались даже ястребы, но завтра, при дневном свете, истерия пройдет, и ястребы придут в ярость. Если старик Бастервейн не решился убить вас сразу после выступления, то завтра ваша смерть станет целью его жизни, а его единомышленники по партии будут исподволь подталкивать Старика на это. Вот поэтому вы здесь, миледи. Вот поэтому эта комната, этот этаж, этот отель охраняются, уж не знаю сколькими подразделениями безопасности, среди которых, я надеюсь, нет тайных ястребов. Поскольку я тесно связан с вами в этой игре в героя и героиню, я тоже загнан сюда и не могу выйти.
— Мне очень жаль вас, — равнодушно сказала Глэдия. — Вы даже не можете повидаться со своей семьей.
Д. Ж. пожал плечами:
— Торговцы обычно не обременены семьей.
— Ну, тогда с подружкой.
— Она переживет. Наверное, даже легче, чем я.
Он задумчиво посмотрел на Глэдию.
— Даже не думайте, капитан, — спокойно сказала Глэдия.
Д. Ж. поднял брови.
— Я не могу запретить себе думать, но я ничего не сделаю, мадам.
— Как по-вашему, я надолго здесь? Серьезно.
— Это зависит от директората.
— Какого?
— Это наш пятисоставной исполнительный орган, мадам. Пять человек, — Д. Ж. вытянул руку и растопырил пальцы, — служат в течение пяти лет, каждый год сменяя друг друга. Если кто-либо умирает или по какой-то иной причине становится неспособен осуществлять свои обязанности, проводятся внеочередные выборы. Таким образом обеспечивается преемственность и устраняется опасность единоличного правления. Это также означает, что все решения должны быть согласованы, что занимает время, иногда больше, чем мы можем себе позволить.
— Значит, если один из пяти решительный и сильный…
— …то
— Почему это плохая идея? Люди были довольны.
— Слишком довольны, миледи. Мы хотели, чтобы вы стали нашей любимой космонитской героиней, но не собирались накалять общественное мнение: нам не нужна преждевременная война. Вы очень хорошо сказали о долгожительстве, вы заставили их ценить короткую жизнь, но затем вы заставили их аплодировать роботам, а этого мы не хотим. Поэтому мы не слишком одобряем реакцию публики на упоминание о родстве с космонитами.
— Вы не хотите преждевременной войны, но не хотите и преждевременного мира?
— Очень верно сказано, мадам.
— Чего же вы хотите?
— Мы хотим всю Галактику. Мы хотим заселить каждую пригодную для обитания планету и основать Галактическую империю. И мы не хотим вмешательства космонитов. Пусть остаются на своих планетах и живут, как им нравится, но вмешиваться они не должны.
— Но тогда вы запрете их в пятидесяти мирах, как мы много лет назад заперли вас на Земле. Та же старая несправедливость. Вы такой же скверный, как Бастервейн.
— Сейчас ситуация совсем иная. Землян изолировали, дабы подавить их стремление к экспансии. У космонитов такого стремления нет. Вы пошли по иному пути: долгожительство, роботы. Теперь у вас уже не пятьдесят миров: Солярия покинута, со временем это произойдет со всеми. Поселенцы не намерены толкать космонитов на путь вымирания. На каком, собственно, основании мы должны вмешиваться в чужие дела? Но ваша речь подстрекала к этому вмешательству.
— Я рада. Что же, по-вашему, я должна была сказать?
— Я вам говорил: мир, любовь… — и садитесь. Вы могли закончить меньше чем за минуту.
— Я не могу поверить, что вы рассчитывали на такую глупость с моей стороны, — сердито сказала Глэдия. — За кого вы меня принимаете?
— За того, кем вы себя считаете — за человека, который до смерти боится выступить. Откуда мы знали, что вы сумасшедшая, которая за полчаса сумеет убедить жителей Бейлимира громогласно приветствовать то, против чего они восставали всю жизнь? — Д. Ж. тяжело встал. — Но сейчас я тоже хочу принять душ и хорошенько выспаться, если смогу. Увидимся завтра.
— А когда мы узнаем, что решили ваши директора насчет меня?
— Когда они решат. А это может случиться не так скоро. Спокойной ночи, мадам.
36
— Я сделал открытие, — бесстрастно сказал Жискар. — Я сделал его потому, что впервые за все время моего существования оказался перед тысячами человеческих существ. Будь это два столетия назад, я сделал бы свое открытие тогда. Если бы я не встретился с таким множеством людей, не было бы и открытия. Подумать только, как много важного я мог бы усвоить, но никогда не усвою только потому, что никогда не попаду в нужные условия. Я останусь в полном неведении, если обстоятельства не помогут мне, а на них я не могу рассчитывать.