Миры Филипа Фармера. Т. 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев
Шрифт:
Служители Девяти редко осложняют себе жизнь рассуждениями подобного рода. Лояльность самих Девяти для них на первом месте, а форма существующего управления государством их мало волнует. С другой стороны, Девять не запрещают своим приверженцам иметь собственные политические взгляды. До того момента, пока они верны и послушны.
Вилфред прыснул от смеха и сказал:
— Вначале я думал, что он мне сделал фронтальную лоботомию. Но, как ты видишь, я не превратился в зомби. У нас тут есть два белых старика, Риверс и Симмонс, так вот, они говорят, что я ни черта не понял и только запутался во всем. Они считают, что великий беложопый мбвана установил в моей черепушке миниатюрный аппарат, который теперь контролирует все мои нервные импульсы. Нечто вроде
— Калибан спустил на меня голодного льва, — прервал я его. — А до этого обезоружил меня. Не очень-то рыцарский поступок, как считаешь?
— Если Док говорит, что ты дьявол, так оно и есть! Извращенец первого сорта. Люцифер по сравнению с тобой так просто ангел, хоть и падший.
— Ты знаешь, кто я?
Вилфред улыбнулся, но улыбка получилась несколько кривой:
— Да. Док мне объяснил, что к чему. И тогда я ему сказал: «Док, я хорошо слышу все, что ты мне говоришь, но не могу врубиться, настолько это все неправдоподобно». Док на это ничего мне не сказал. Он никогда не возражает. Ему плевать с высокой колокольни, верю я ему или нет. Калибан не врет никогда. Из всех белых, которых я когда-либо знал, он единственный, который никогда не врет. Тем не менее я все-таки не поверил ему. Я думал, он просто пошутил надо мной. А потом мы отправились в Африку, поймали этого здоровенного льва, настропалили его на твою задницу, и тут я увидел тебя в деле Это зрелище было еще более невероятным, чем все, что он мне о тебе рассказал! Я видел, как ты свернул шею этой огромной киске, и не верил при этом своим собственным глазам. Я никак не мог заставить себя поверить, что ты реальное существо. Но после всего, что я увидел, что мне остается, как ни признать этот невероятный факт. Ты действительно какой-то странный феномен!
— Тебе-то какая разница? — спросил я. — Скажи лучше, почему Калибан нанял тебя? Из-за мышц?
Негр потер запястье и сморщился от боли:
— И из-за этого тоже. Но главным образом из-за того, что я разбираюсь в электронике. И довольно неплохо, представь себе, беложопый.
— Но с твоей точки зрения, Калибан тоже всего лишь беложопый, как ты говоришь.
— Это единственный белый, которому я бы не рискнул сказать прямо в лицо, что он всего лишь белый засранец. По-моему, Док действительно является тем, что представлял себе Ницше, прежде чем у него окончательно поехала крыша, — настоящим сверхчеловеком! К несчастью, он не родился черным!
Говоря, он прислонился спиной к задней части грузовика.
— Мне кажется, — сказал я, — у тебя вновь появилось желание попробовать на мне свою силу. Держи! — Я протянул ему правую руку.
— Эй! Ты что задумал?
— Возьми мою руку, — сказал я, — можешь делать с ней что хочешь.
Вместо этого он внезапно бросился на меня и попытался ударить в солнечное сплетение. Я перехватил его кулак, поймав в свою ладонь, и сжал его. Он вскрикнул и упал на колени.
— Это тебе послужит уроком, — сказал я.
Он стонал, нянча свою помертвевшую от боли руку другой рукой.
— Чтоб ты сдох, белый засранец! Мать твою!..
Любуясь его черепом, я сожалел, что он проявил так мало тонкости в понимании ситуации. Однако я надеялся, что теперь ему стала ясна вся бессмысленность надежды добиться чего-либо, провоцируя меня.
Как и в случае с Забу, я попросту впустую потратил бы время, пытаясь объяснить ему, что не чувствую себя в какой бы то ни было степени задетым конфликтом между белой и черной расой. Я, безусловно, являюсь единственным белым в мире, который не придерживается никаких предрассудков, связанных с цветом кожи людей. Во всяком случае, даже если бы я мог надеяться убедить его в таком моем отношении ко всем людям, я все равно не стал бы этого делать. То, что он мог подумать обо мне, было мне глубоко безразлично.
— Сейчас ты покажешь мне все, что мне захочется увидеть, — сказал я. — Или я убью тебя.
Мы поднялись в прицеп. Он был под завязку напичкан всякого рода электронной аппаратурой. Вилфред нажал
Вилфред пробежался по кнопкам аппарата, снабженного экраном, тот внезапно осветился, и на нем появилось изображение части западного склона горы. Звук генераторов под полом прицепа стал более явственным.
Вилфред тронул один из верньеров, и принимающая антенна на крыше прицепа послушно стала разворачиваться к югу Она остановилась, почти точно ориентированная на юг, когда на экране появилась часть кенийского лагеря. Изображение было настолько четким и ясным, будто я сам сидел в нескольких метрах от него, к тому же днем. Периодически освещенность экрана менялась, становясь то темнее, то светлее, и по нему пробегали светлые полосы.
Но, вообще-то говоря, я не должен был видеть ничего, так как кенийцы располагались по другую сторону холма, километрах в двух от нас.
Вилфред объяснил мне, что антенна испускала луч, который, отражаясь от горы, достигал лагеря кенийцев, поднимался вверх, вновь отражался от слоя ионосферы и возвращался к антенне. Густая растительность склона горы поглощала часть луча, а неровность вершин деревьев вызывала наблюдаемые нами помехи на экране.
Я заметил, что манера держаться Вилфреда едва заметно изменилась, стоило ему заняться работой с аппаратурой, о чем он сам, вероятно, и не подозревал. В его жестах и словах, обращенных ко мне, кроме вполне объяснимого страха, который я ему внушал, появились нотки истинного уважения. Он так увлекся собственными объяснениями по поводу предназначения всей этой аппаратуры, что полностью забыл, что я белый, которого ему надо было бы ненавидеть.
— Можешь верить или нет, но Док утверждает, что он изобрел этот аппарат еще в 1943 году, — сказал Вилфред. — Но нам бы не помешал другой передатчик!
Он полез в стенной шкаф. Я продолжал наблюдать за ним краем глаза, опасаясь, как бы ему не пришла в голову мысль поиграть со мной с помощью своих электронных игрушек. Вилфред вытащил из шкафа спавшийся резиновый баллон в форме сосиски, длиной в тридцать сантиметров, и прикрепил его к наконечнику трубки, идущей от баллона с газом. Шар наполнился газом и принял форму небольшого дирижабля длиной немногим более метра. На «животе» дирижабля выступали четыре небольших «оконца». Негр привязал к ним какой-то маленький голубой предмет в форме сигары. После этого он выпустил шар из рук, и тот быстро взлетел в воздух, увлекаемый ветром к востоку, Вилфред снова поиграл клавишами и кнопками панели управления полетом дирижабля, который все еще был хорошо виден в потоке света, вырывающегося наружу через открытую крышу прицепа.
Я взглянул на экран. На нем, будто освещенный ярким лунным светом, проплывал пейзаж, над которым в это время летел дирижабль.
Я спросил Вилфреда, каким образом Калибану удалось достичь такого четкого изображения в условиях слабого освещения.
— Я об этом ничего не знаю, — ответил негр, пожав плечами. — Может быть, аппарат использует тепловое излучение, но я действительно не понимаю, как луч такой высокой частоты может передавать тепловые изображения. Я в этом деле ничего не смыслю. Все, что я могу тебе сказать по этому поводу, — это то, что наша разведка, русские и китайцы что-то пронюхали об этом и Доку пришлось в свое время отбиваться от них всех. По какой-то причине он не хотел, чтобы его изобретением пользовались ни коммунисты, ни империалисты.