Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Фармер Филип Хосе

— Да ведь конечный результат совершенно очевиден! Когда налогоплательщик увидит, что ГОП живет, как король, не ударив пальцем о палец, а он должен работать не покладая рук, ему захочется того же самого. А те, кто не сдастся, окажутся без денег, потому что ГОПы не будут ничего тратить. Мелкие предприниматели, которые живут тем, что продают свои товары ГОПам, разорятся. Разорятся и предприятия покрупнее. В конце концов и предприниматели, и их наемные работники махнут рукой на свои доходы и налоги и переедут жить в ваши города, ; где все достается бесплатно,

словно из рога изобилия. Так что, если мы поддадимся на ваши уговоры и разделим экономику на две половины, мы сделаем первый шаг по зыбучему песку. А потом отступать будет уже поздно. Это будет конец.

— Я бы сказал, что это будет начало, — сказал президент. — Все или ничего — так это вам представляется? И вы голосуете за «ничего»? Так вот, джентльмены, больше половины нации говорит «все», потому что это единственный путь, потому что им нечего терять, а приобрести они могут весь мир. Если вы отвергнете этот законопроект в конгрессе, я позабочусь о том, чтобы граждане могли сами вынести решение по этому поводу — «да» или «нет». Но на это потребуется слишком много времени, а время здесь — самое важное. Время — вот что мне нужно. Вот о чем идет у нас здесь торг.

— Мистер президент, — начал Бокамп, — ведь когда вы обратили наше внимание на расовый состав жителей города, вы это сказали не просто так?

Президент прошелся по комнате.

— Революция гражданских прав родилась примерно в то же время, как и мы с вами, мистер Бокамп. Но она еще далеко не достигла своих целей. В некоторых отношениях она даже отступила. Это было трагедией, что негры начали получать образование и политическую власть, необходимые им для дальнейшего прогресса, как раз тогда, когда пышным цветом расцвела автоматизация производства. Негры обнаружили, что работа есть только для специалистов и квалифицированных рабочих. Неквалифицированные никому не нужны. Это относится и к необразованным белым, и конкуренция за работу между неквалифицированным белым и чернокожим стала ожесточенной, как никогда. И даже кровавой, как мы убедились за последние несколько лет.

— Мы в курсе того, что происходит в стране, мистер президент, — сказал Бокамп.

— Да. Так вот, ведь это правда, что чернокожий, как правило, не особенно любит иметь дело с белыми или жить бок о бок с ними. Он всего лишь хочет иметь то же самое, что имеют белые. Но при нынешних темпах прогресса он получит это только через сотню лет, а то и больше. Если сохранится нынешняя экономика, он даже может вообще никогда этого не получить.

— Ну и что дальше, мистер президент? — пророкотал Кингбрук.

Президент остановился, пристально посмотрел на них и сказал:

— Но в условиях экономики изобилия, в таком городе он — негр — будет иметь все, что имеют белые. Высокий уровень жизни, подлинную демократию, правосудие без дискриминации. У него будут собственные судьи, полицейские, законодатели. Если он захочет, у него будет возможность вообще никогда не иметь дела с белыми.

Сигара Кингбрука уже не так воинственно торчала вперед. Бокамп набрал полную грудь воздуха,

а Корриган вскочил со стула.

— Но это же будет гетто! — воскликнул Бокамп.

— Не в традиционном смысле слова, — возразил президент. — Теперь выслушайте правду, мистер Бокамп. Разве люди вашей национальности не предпочитают жить среди таких же, как они? Где еще они будут свободны от той тени, от той стены, которая неизбежно разделяет в этой стране белых и цветных?

— Получить возможность не иметь дела с белобрысыми? Простите, сэр, это сорвалось у меня нечаянно. Вы прекрасно знаете, что мы бы этого хотели! Но...

— Никому не будет запрещено жить в любом окружении, в каком он пожелает. На федеральном уровне никакой дискриминации не будет. Те, кто служит в правительстве, в армии, в Службе восстановления природы, будут иметь равные возможности. Но при наличии выбора...

Президент повернулся к Кингбруку и Корригану:

— В своих публичных выступлениях вы оба всегда высказывались за интеграцию. Иначе вы совершили бы политическое самоубийство. Но я знаю, что вы думаете про себя. Кроме того, вы всегда выступали за права штатов. Тут никакого секрета нет. Так вот, когда экономика изобилия встанет на ноги, штаты смогут сами себя обеспечивать. Им не нужно будет федеральное финансирование.

— Потому что станут не нужны деньги? — спросил Корриган. — Потому что денег больше не будет? Потому что деньги вымрут, как мамонты?

По лицу Кингбрука ходили желваки, словно стадо слонов кружило на месте, стараясь определить, откуда доносится незнакомый запах. Он сказал:

— Я не хотел бы кощунствовать, но теперь я, кажется, понимаю, что чувствовал Христос, когда его искушал Сатана.

Он умолк, поняв, что выдал свои тайные мысли.

— Конечно, вы не Христос, а я не Сатана, — поспешно поправился он. — Мы просто люди и ищем взаимоприемлемый выход из всех этих бед.

— Мы конские барышники, — сказал Бокамп. — А конь, из-за которого мы торгуемся, — это наше будущее. Наша мечта. Или наш кошмар.

Президент взглянул на часы и спросил:

— Ну и как, мистер Бокамп?

— Что я могу предложить взамен? Мечту о том, что придет конец презрению, враждебности, ненависти, предательству, угнетению? О том, что тень исчезнет, а стена рухнет? А вы предлагаете мне изобилие, чувство собственного достоинства и счастье — при условии, что мой народ будет жить за стенами из пластика.

— Я не знаю, как пойдет дело, когда будут построены стены этих городов, — сказал президент. — Но я не вижу ничего плохого в сегрегации по собственной воле, если к ней никто не принуждает. Самые разные люди делают это постоянно. Иначе у нас не было бы разных слоев общества, клубов и много чего еще. А если наши граждане, получив самое лучшее жилье и пропитание, всяческую роскошь, бесплатное образование на протяжении всей жизни, широкий выбор развлечений, — все, что только возможно, — если потом они все же превратят это в преисподнюю, то нам останется только поставить крест на всем роде человеческом.