Миры Источника. Трилогия
Шрифт:
— Таких хоть отбавляй, — согласился Амадис. — Харальд был весьма популярен среди радикалов, которых нынче как собак нерезаных. Но даже наличие у Александра сообщников не объясняет, как он устроил этот теракт. Ни Рахиль, ни её спутники, ни охрана Зала Перехода, не обнаружили радиоактивного излучения. Кроме того, во время твоего отсутствия в Зале были установлены сверхчувствительные детекторы, которые передавали информацию на компьютерный терминал контрольного центра службы безопасности. Я проверил все записи — вплоть до момента взрыва не было зафиксировано ни малейшего отклонения от естественного фона. Чертовщина какая-то.
— Стало быть, ты не знаешь, как можно скрыть присутствие радиоактивных
— Почему же, знаю. Можно поместить уран в свинцовый контейнер, а можно создать специальные чары, поглощающие жёсткие лучи. Однако в первом случае контейнер оказался бы слишком тяжёлым и большим, чтобы просто положить его в карман. А во втором случае чары привлекли бы к себе внимание с ещё большей вероятностью, чем радиация как таковая.
— А ещё можно, — веско добавил я, — временно усилить взаимодействие нуклонов в ядрах урана и таким образом превратить их в устойчивые.
Устремлённый на меня взгляд Амадиса выражал такое неподдельное изумление, что в его искренности сомневаться не приходилось. Он был просто потрясён.
— О МИТРА! ТЫ МОЖЕШЬ ЭТО СДЕЛАТЬ?!
— Могу. Правда, Туннель мне провести не удастся. Он моментально расщепит все заколдованные ядра. А из-за высвобождения энергии чар взрыв получится ещё мощнее.
— Источник позволяет тебе манипулировать такими фундаментальными силами?
— Так же, как и Порядок. Вот почему у Брендона с Брендой есть все основания подозревать тебя. Как верховный жрец Митры…
Амадис громко фыркнул или, скорее, чихнул, состроив презрительную гримасу.
— Вы, вероотступники, такие же невежды, как и радикалы. И вы, и они отождествляете Порядок с Митрой, а это не так. Порядок суть сын Митры, он лишь божественная манифестация, но не Бог, и далеко не совершенен, а подчас даже опасен. Если ты забыл Книгу, я напомню тебе пару строк из неё: «Да никто, кроме пророков Моих, не посмеет вступить на путь Порядка, ибо путь сей полон соблазнов и приведёт неотмеченных печатью Моей к греху и безумию». В отличие от Харальда, я не считаю, что на меня пал выбор свыше. Я лишь скромный священнослужитель, а не пророк, и не претендую на близость со Вседержителем.
— А вот Харальд претендовал, — заметил я.
— И поплатился за это рассудком, а потом и жизнью. Ты сожалеешь, что убил его?
— Нет… не думаю.
— То есть как?
Я вздохнул:
— Даже не знаю, что и сказать. С одной стороны, я убил человека, родного мне по крови, и мысль об этом будет преследовать меня всю жизнь. С другой же — я лишь уничтожил телесную оболочку, вся человеческая сущность которой уже была мертва. Для успокоения совести я предпочитаю думать, что Харальда как человека убил не я, а Порядок.
Амадис задумчиво кивнул:
— Тёмная сторона Порядка… Наши радикалы предпочитают не поминать о ней, и тем не менее она существует. Есть ли вообще во Вселенной что-нибудь без изъянов? Полагаю, Источник тоже имеет свою тёмную сторону?
— Имеет, — подтвердил я. — Но мы предпочитаем обходить её стороной.
Глава 5
Бренда
Замок, как его называл Морган, оказался громадным особняком в псевдовикторианском стиле, с виду довольно опрятным, но, на мой взгляд, немного мрачноватым из-за своих размеров. Он возвышался над озером посреди обширной усадьбы, ограждённой каменной стеной никак не меньше трёх метров в высоту. Добрую половину усадьбы занимал парк, начинавшийся за озером. Ближе к главным воротам располагались хозяйственные строения, в частности конюшни и гараж. Чуть дальше виднелись теннисные корты и поле для гольфа.
Завидев нашу машину, какие-то люди у ворот явно запаниковали и поспешили смыться подальше. Очевидно, Морган во время
Как только я заглушила двигатель, массивная дубовая дверь особняка отворилась, и на широкое крыльцо вышла Дана — немного смущённая, но цветущая и жизнерадостная. Её лицо выражало спокойную уверенность в себе вместо прежней, теперь понятной мне озабоченности последних недель, проведённых в браке с Брендоном. Она выглядела как человек, который принял окончательное решение и твёрдо намерен следовать ему. Я уже догадывалась, что это за решение, и мне стало жаль Дейдру.
Грациозной походкой Дана спустилась по лестнице. В лёгком коротком платье, свободном в талии, с распущенными вьющимися волосами она выглядела весьма впечатляюще, а ветер, который то и дело игриво подхватывал край её воздушного одеяния, усиливал эффект до такой степени, что Морган, открыв дверцу машины и поставив одну ногу на землю, так и застыл, во все глаза пялясь на неё. Как я уже успела убедиться, ласковая красота Даны, подчёркнутая её хрупкой женственностью, на многих мужчин воздействует гораздо сильнее, чем безупречно правильные черты лица и совершенная фигура Дейдры. Мужская часть моей сущности всецело разделяла восторг Моргана, и я могла понять, почему Артур (даже если не принимать во внимание влияние Источника) в конце концов предпочёл Дану. Для него Дейдра оказалась слишком идеальной, слишком совершенной, чтобы он продолжал любить её как женщину. Да и Брендон, если на то пошло, скорее поклоняется ей, чем любит её. Другое дело Дана. У неё не такой золотой характер, как у Дейдры, она далеко не совершенна, она не идеал… но живое воплощение идеала — любимой, жены, матери.
Я, Пенелопа и Дейдра вышли из машины ей навстречу. Сделав над собой усилие, Морган, наконец, соизволил встать. Дана улыбнулась всем нам по очереди: Моргану — дружелюбно, мне и Пенелопе — застенчиво, а Дейдре — виновато.
— Привет. Я давно вас жду.
— Мы рады видеть тебя, золотко, — сказала я ободряюще. — Как малышка?
— Недавно уснула. — Взгляд Даны засиял. — Хотите посмотреть на неё?
— Конечно, сестричка, — мягко ответила Дейдра, подойдя к ней. — Мы все хотим видеть твою дочку… твою и Артура.
В последних словах Дейдры явственно прозвучала горечь, но в её голосе не было даже тени враждебности. Что меня больше всего поражало в Дейдре, так это полная неспособность держать зло на людей. Порой она бывала раздражительной, сердилась по мелочам, капризничала, ссорилась, устраивала скандалы — но ненавидеть по-настоящему не умела. Конкретный человек мог быть ей симпатичен, безразличен или неприятен; Дейдра могла беззаветно любить, глубоко уважать, быть верным и преданным другом, а если кто-то не нравился ей, то он простоне нравился. Такие чувства как ненависть и враждебность существовали для неё только в абстракции, сама она никогда их не испытывала. Из Дейдры получился бы идеальный судья для юридической системы, основанной на принципе презумпции невиновности. Она судила бы людей, изначально исходя из того, что все они хорошие, и виновным выносила бы приговоры без гнева и пристрастия… Я всей душой сочувствовала Дейдре. Трудно быть доброй и милосердной, трудно любить весь этот мир, в котором так много зла и несправедливости. В определённом смысле, Дейдра так же несчастна, как и я. Существо, претендующее на звание Всевышнего, жестоко насмеялось над ней, лишив её способности ненавидеть…