Миры Клиффорда Саймака. Книга 7
Шрифт:
— Иду охотиться, — объявил он. — Принесу домой свежее мясо.
— Подожди, пока мы поедим, — предложил Хортон, — и я пойду с тобой.
— Лучше нет, — отказался Плотояд. — Ты распугаешь мне дичь. — Он потопал прочь, затем обернулся. — Можешь сделать одно и только одно. Можешь выбросить старое мясо в пруд. Однако зажми хорошенько нос, когда будешь выбрасывать.
— Как-нибудь справлюсь, — заверил Хортон.
— Ну и превосходно, — отозвался Плотояд и бесшумно удалился на восток по тропинке,
— Как вы на него напоролись? — спросила Элейн. — И кто он, собственно, такой?
— Он ждал нас, когда мы совершили посадку. Понятия не имеем, кто он и что он. Заявляет, что оказался здесь в западне вместе с Шекспиром.
— Шекспир, по крайней мере судя по черепу, был человеком.
— Да, но мы знаем о нем едва ли больше, чем о Плотояде. Хотя, может статься, узнаем больше. У него с собой был полный Шекспир, и он заполнил всю книгу своими каракулями, используя поля и незаполненные страницы. Любое местечко, где сохранилось хоть немного белой бумаги.
— И вы прочитали его каракули?
— Частично. Осталось еще много нечитанного.
— Мясо готово, — объявил Никодимус. — Однако у нас лишь одна тарелка и один набор столового серебра. Вы не возражаете, Картер, если я передам их в распоряжение леди?
— Вовсе нет, — сказал Хортон. — Управлюсь руками.
— Тогда условлено, — объявил Никодимус. — Отбываю к туннелю.
— Как только поем, — сказала Элейн, — приду поглядеть, как у тебя дела.
— Хотелось бы, — честно признался робот. — Пока что я не могу понять там ровным счетом ничего.
— Да ведь все очень просто! — воскликнула Элейн. — Там две панели, одна побольше, другая поменьше. Меньшая управляет защитным полем большей, контрольной панели.
— Нет там никаких двух панелей, — объявил Никодимус.
— Но они должны быть!
— Прекрасно, что должны, но там их нет. Там одна панель, закрытая силовым полем.
— И следовательно, — сообразила Элейн, — это не просто неполадка. Кто-то закрыл туннель сознательно.
— Мне это и самому пришло в голову, — сказал Хортон. — Закрытый мир. Но почему закрытый?
— Надеюсь, — заявил Никодимус, — нам не приведется это выяснить на собственной шкуре.
И с этими словами подобрал свой ящичек с инструментами и отбыл.
— Но это же вкусно! — воскликнула Элейн, обтирая жир с губ. — Мой народ не потребляет мяса. Хотя мы знаем, что есть такие, кто потребляет, и презрительно считаем их варварами.
— Все мы тут варвары поневоле, — отрезал Хортон.
— Что вы такое говорили о холодном сне применительно к Плотояду?
— Плотояд ненавидит эту планету. Хочет любой ценой убраться отсюда. Вот почему он так страстно желает, чтобы туннель открылся. А если не откроется, он выразил желание отправиться с нами.
—
— Есть. Неподалеку отсюда, на плато.
— Где это?
— Всего-то несколько миль.
— Значит, вы намерены улететь отсюда. Могу я осведомиться куда?
— Будь я проклят, если знаю, — ответил Хортон. — Это по части Корабля. Корабль утверждает, что вернуться на Землю мы не можем. Кажется, мы отсутствовали слишком долго. Корабль боится, что если бы мы вернулись, то выглядели бы безнадежно устаревшими. Что земляне не захотели бы нас принять, мы бы их только раздражали. Да и из вашего рассказа следует, что возвращаться нам нет никакого резона.
— Корабль боится… — повторила Элейн. — Вы говорите о корабле так, словно это человек.
— В известном смысле так оно и есть.
— Но это же смешно! Могу понять, что с течением времени у вас развилось чувство привязанности к кораблю. Люди всегда одушевляли свои машины, оружие и приборы, однако…
— Черт побери, — перебил Хортон, — ничего вы не поняли. Корабль действительно личность. Вернее, три личности. Три человеческих разума…
Пальцами, заляпанными жиром, она ухватила его за руку.
— Повторите, что вы сказали. Повторите помедленнее.
— Три разума. От трех разных людей. Связанные с Кораблем воедино. Теоретически предполагалось…
Отпустив руку Хортона, она воскликнула:
— Значит, это правда! Это не легенда! Значит, такие корабли были на самом деле…
— Да, черт возьми! И даже не один, а несколько. Правда, не знаю, сколько именно.
— Я уже упоминала о легендах. О том, что невозможно различить, где легенда, а где история. О том, что нельзя быть уверенным ни в одном историческом факте. И это одна из легенд — корабли, которые были отчасти людьми, отчасти машинами.
— Тут нет ничего особенного, — заверил он. — То есть, конечно, это было удивительное достижение. Но вытекающее из наших технологических традиций. Сплавить механику и биологию — замысел на грани возможного. И в обстановке наших дней он был этически вполне приемлем.
— Легенда обернулась былью, — произнесла Элейн.
— Мне, признаться, забавно, что меня причисляют к легендам.
— Да не вас лично, а вашу одиссею в целом. Нам это представлялось недостоверным, знаете, из разряда россказней, которым нельзя поверить до конца.