Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)
Шрифт:
дорогой доктор. Скоро встретимся...
Залпом допив остатки коктейля, сенатор Шэттак встал и стремительно
зашагал к выходу из зала.
- Политики деньги не зарабатывают, они их тратят, - это сказал ему
помощник сенатора Даля, тот самый молодой офицер с реконструированными
руками и шрамом на лице. Разговор происходил в служебных апартаментах Даля
на сороковом этаже сенатского билдинга, громадного, как звездолет,
подавляющего своим помпезным
Стоунвуда.
Парня звали Иннес, и в понимании таких, как он, столица была городом,
созданным политиками для политиков. Здесь много и громко говорили о грядущих
поколениях, при этом мало кто догадывался, что, рассуждая об этих самых
грядущих поколениях, политические боссы имеют в виду поколения будущих
сенаторов, из которых время от времени выкукливаются госсекретари, члены
кабинетов и даже президенты. Отец Иннеса был медиамагнатом средней руки;
работа помощником сенатора являлась для бывшего офицера колледжем, диплом об
окончании которого позволит ему найти теплое местечко в провинции или, может
быть, даже и здесь, в Стоунвуде - а со временем, возможно, войти в зал
заседаний в качестве новоизбранного законодателя. Через эту школу проходили
многие. Общественная политика, один из краеугольных камней тысячелетней
человеческой демократии, исправно всасывала в себя сотни и тысячи молодых,
честолюбивых и не слишком щепетильных юношей и девушек: тактиков, аналитиков
– все они, конечно же, мечтали стать стратегами, маршалами этой могучей и
непобедимой армии.
- Наверное, это довольно странное ощущение, - знать, что финансовые
потоки, которые текут сквозь твои пальцы, принадлежат не тебе, а партии или
фракции... или, прямо говоря, тем, кому партия и фракция служат, - отозвался
Андрей.
– Что-то сродни работе банкира, а?
- Вы циничны, доктор, - засмеялся Иннес.
- Это у меня профессиональное, ничего не поделаешь. Врач имеет нечто
общее и с политиком, и с юристом. Профессиональный цинизм - привычка никогда
не называть вещи своими именами.
– Андрей раскурил редкую сигару, которой
угостил его Шэттак ("Мои орегонские плантации, Андрей, - только для своих.
Левым, поверьте, я сигары не раздариваю". - "Это следует понимать, как
политическое признание?" - "Ха-ха... вы все ловите на лету, доктор".), и
поразился ее глубокому, необычному аромату.
- Но рано или поздно больному все же приходится узнавать, что он обречен.
- Это единственное различие, Иннес. На самом деле мы такие же лицемеры,
как вы, политиканы. Доктора не любят говорить о смерти... а для политика
смерть
- Вы говорите о смерти телесной и смерти политической? Типун вам на язык.
- Вторая хуже, я угадал?
- Ох...
Иннес не договорил - дверь кабинета распахнулась, и Андрей увидел Даля,
как всегда, лениво-ироничного Шэттака с потухшей сигарой в зубах и
незнакомого ему молодого человека в вызывающе ярком костюме.
- Познакомьтесь, Андрей, это мастер Белевский из "Герольда", - представил
его Даль.
– Он, в некотором смысле, наш сегодняшний рупор. Трубный глас,
если хотите...
- Кажется, я читал что-то из ваших публикаций, - встал навстречу
журналисту Огоновский.
– Очень рад.
Белевский молча кивнул головой, ответил на рукопожатие и свалился в
кресло.
- Опять метель, - гундосо заметил он. - Господи, когда уже наступит
весна? У меня такое ощущение, что ее просто отменили...
- Ну, до весны, как всегда, далеко, - философски подмигнул Далю Шэттак.
–
Иннес, вы смотрели, когда прибывает рейсовый с Оксдэма?
- Без задержки, сенатор. У нас еще два с половиной часа.
- Мы не пойдем на послеполуденное заседание, - махнул рукой Шэттак. - У
меня есть небольшое дельце, а Вальтеру следует встретить шерифа. Иннес, вы
возьмете доктора и поедете в порт. Потом отвезете гостя в офис сенатора
Даля. Трюфо уже готов и ждет вас.
... Маркелас, совершенно неузнаваемый в длинном кожаном пальто, плюхнулся
на сиденье лимузина и протянул Андрею руку - без улыбки: - Ты уже стал похож
на столичного жителя.
- Что так грустно?
– удивился Огоновский.
– Устал в полете?
- Так, - Маркелас покачал головой и достал из кармана самодельную сигару,
– у меня какие-то дурные предчувствия.
- Никаких дурных предчувствий быть не может. Тебя ждет государственный
протоколист: сейчас он запишет твои показания, оформит исковое обращение, и
еще до вечера оно окажется в суде. Если все пройдет гладко, послезавтра
начнется первое слушание. Бэрден готов?
- Да, он закончил всю возню и сказал, что может вылетать в любой день. Ты
знаешь, этот Хатчинсон вовсю лазит по округе и умудрился уболтать двоих...
мы с Цыбиным два дня мотались по степи, умоляя подождать и ничего не
продавать. Но Хатчинсона боятся... с ним ездят солдаты и какой-то офицер.
- Солдаты?! Он что, совсем свихнулся?
- Он ведет себя чрезвычайно нагло. Старику Смолину чуть не набил
физиономию, а солдаты спалили у него курятник. Смолин прибежал ко мне, а что