Миры обетованные

Холдеман Джо

Я положил руку на плато детектора, и оператор вывалил на меня целую кучу дурацких вопросов, выясняя, не намерен ли я лгать с самого начала. Все вопросы касались моей частной жизни, конкретно — последних двух дней. Не трудно было догадаться, что эти два дня я находился под неустанным наблюдением. О чем меня спрашивали? О тривиальном: что, например, я ел в обед?

Затем мы перешли к более серьезным вещам: не являюсь ли я членом какой-нибудь проправительственной организации? Тут я был бы чист как стеклышко, кабы не провел школьником пару месяцев в детском лагере бойскаутов.

Потом мы стали выяснять мои политические пристрастия. Не думаю, что ответы Бенни Аронса полностью удовлетворили строгого экзаменатора. Его бы устроило, если б я стоял на резко радикальных позициях.

Спустя какое-то время мы поднялись из-за стола, и экзаменатор с большой неохотой повел меня вверх по лестнице. Он постучал в очередную дверь, оставил меня возле неё и, не сказав ни слова, кудато исчез.

Мужчина, ответивший на стук, произвел на меня шокирующее впечатление. Он был слеп и имел вместо глаз протезы. Не так уж много на белом свете людей, которые и слепы, и богаты от рождения. Мужчина поинтересовался — не меня ли зовут Бенни. Затем он подал мне руку, улыбаясь одними губами.

Кроме нас тут находились ещё трое молодых людей приблизительно моего возраста. Они расположились на потертых дешевых стульях. И вообще, качество мебели оставляло желать лучшего. Слепец представился Джеймсом и назвал имена своих друзей: Кэтрин, Дэймон, Рэй. Передо мной поставили чашку чая. Я полюбопытствовал: где Уилл? Джеймс посуровел и проворчал, что коекто из присутствующих слыхом не слыхивал о таком человеке.

Разговор не клеился: сплошь общие места и — ни о чем конкретно. Мои собеседники избегали всего, что пролило бы хоть какой-то свет на их биографии, занятия, увлечения. Джеймс подметил мое замешательство и сообщил, что ждет ещё одного гостя.

И вновь раздался стук в дверь. Джеймс помедлил несколько секунд, как бы раздумывая — открывать или нет. Затем поднялся со стула и открыл.

На пороге стояла Марианна…

Глава 20. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА «ТАЙНУЮ ВЕЧЕРЮ>

После идиотского тестирования там, внизу, на первом этаже, и предшествующей тестированию полной дури игры в прятки я уже готова была сказать Уиллу, что он волен оставаться тут, наедине со своим детектором, сколько ему угодно, а мне пора идти. Затем я дважды испытала настоящий шок.

Человек, открывший мне следующую дверь, оказался слепым от рождения. В глазные впадины, словно бинокль, были вставлены протезы с линзами. Я читала о них, но, конечно, мне никогда не доводилось видеть их воочию. Ни в Ново-Йорке, ни на Земле.

Второе потрясение я испытала, встретив здесь Бенни. Поначалу у меня мелькнула мысль, что это все — тщательно спланированный розыгрыш. Однако никто не засмеялся. Человек-бинокль представил меня своим единомышленникам, а когда дело дошло до Аронса, бросил вскользь:

— Ну, а с Бенни вас, конечно, знакомить не надо.

Аронс посмотрел на меня как-то очень странно, и я, ошарашенная, ответила ему ещё менее осмысленным взглядом.

Человек-бинокль, Джеймс, предложил мне чашку чая.

— У нас сегодня двое новеньких, — сказал он, — поэтому позвольте

вкратце изложить, чем мы здесь занимаемся.

— Кто это «вы»? — спросил Бенни. — Группа, организация? Есть программа, название?

— Нет, — отрезал Джеймс.

Когда он хотел посмотреть на вас, ему приходилось всем корпусом поворачиваться в вашу сторону. Эта его манера сразу врезалась в память. Похоже было, что с вами общается робот, а не человек.

— Что название! У нас их много, в зависимости от цели, которую мы преследуем в каждый конкретный момент, — сказал Джеймс. — Сахар?

— Нет, благодарю, — ответила я.

Джеймс повернул голову и уставился на чашку.

— Понимаю, мои слова звучат весьма двусмысленно. Разрешите мне несколько рассеять пелену таинственности. — Он сел и перевел взгляд на Бенни. — Мы не совершаем ничего противозаконного. По крайней мере, такого, что могло бы быть квалифицировано как судебно наказуемое деяние.

— Однажды я была арестована, — сообщила нам женщина, которую звали Кэтрин. — За распространение листовок.

Джеймс мягко кивнул:

— Рекламные листочки. Мы — влиятельная, оказывающая серьезное давление на политиков организация, Бенни. Мы отправляем по самым разным адресам множество писем, организуем многолюдные митинги, покупаем телевизионное время, и так далее. Это один уровень. На другом мы собираем информацию о правительстве и подвергаем её тщательному анализу, надеясь построить модель силовых структур государства, отвечающую самым высоким требованиям.

— Тогда зачем такая конспирация? — спросила я. — Казалось бы, вы, наоборот, должны стремиться к самой широкой гласности.

— В основном — это перестраховка. Да, сейчас мы могли бы действовать открыто, действовать хоть под лучами прожекторов и объективами телекамер; однако в этом случае у нас появились бы некоторые основания для беспокойства. Ситуация постоянно меняется, и, как знать, может, завтра правительство откровенно устремится к диктатуре, а мы будем вынуждены изменить тактику и прибегнуть к радикальным действиям.

— В сущности, мы имеем очень серьезную общественную поддержку, — продолжал Джеймс. — Дело в том, что тысячи и тысячи наших людей являются членами других организаций, чьи программы в той или иной степени близки к нашей. Мы не стесняемся использовать этих людей в своих целях. Наш политический, или, если хотите, идеологический спектр достаточно широк, но мировоззренческий фундамент, на котором мы стоим, определен очень жестко, очень конкретно. Это доктрина о свободе воли и принципах гуманизма. Мы не собираемся закрывать глаза на то, что нынешняя власть постоянно и самым бесцеремонным образом вторгается в частную жизнь гражданина, попирая его права, ограничивая его личную свободу; и это происходит именно в то время, когда массы не в состоянии дать достойный отпор зарвавшейся власти. Мы намерены создать поистине демократическое, с представительством самых широких слоев населения правительство и поставить его под строжайший контроль со стороны средств массовой информации. Вот единственная гарантия того, что гражданам будут обеспечены их конституционные права.