Миры обетованные
Шрифт:
Я с трудом подавила в себе желание вылить вино Бенни на штаны.
— Ты у нас поэт, — сказала я. — Витаешь в облаках — витай на здоровье. Но сделай милость, не снисходи до меня, грешной, со своими заумствованиями.
— Это ты снизошла до меня, — сказал Аронс.
— Ты всерьез так думаешь? Сожалею, — вздохнула я. — По-моему, у тебя каша в голове.
— Вот сейчас ты близка к истине. — Бенни оставил в покое мои руки, допил вино из стакана и откинулся на спинку стула. Судя по его спокойному, задумчивому взгляду, он собирался с мыслями. — Да, каша в голове! Но отчего? Каждый, кто видит мир таким, каков он есть, повсюду
— По отношению ко многим — в высшей степени несправедливо, — сказала я.
— Ничего не имею против дилетантов, — скороговоркой объяснил Бенни. — Их увлечение — самолечение, и оно им обходится дешевле, чем лечение у психотерапевта. Но когда метры уверяют, что им известно, что собой представляет Человек и в каких отношениях он находится с Мирозданием, это не что иное, как обман, поденщина на потребу публике. Пропаганда ложных ценностей.
Дабы заткнуть ему рот, я наполнила его стакан вином.
— Даже если это и правда, какое отношение все это имеет к твоему рисованию? Оно имело бы отношение к твоей литературе, когда бы ты выпендривался, перегружая, к примеру, стихи аллитерациями, чтобы поднять их коммерческую или не знаю уж какую иную стоимость. Но ты вот здесь только что сам меня уверял, что не относишься к своим картинкам серьезно, — вполне логично развивала я мысль. — . Здесь-то ты — дилетант!
— Именно так. Я рисую от скуки или чтобы расслабиться, и мне нет дела, что станет с моими картинками потом. Мне нравится дарить их друзьям, — сказал Бенни. — Мне приятно отдавать их прохожим за мизерную цену. Иногда хватает на ужин, иногда это — квартплата за пару дней. Галерея же собирается фактически оплачивать все мои счета, мою жизнь.
— Ну и что в этом плохого? — спросила я. — У тебя будет легкая жизнь!
— Ладно. Ты любишь давить на людей. Ты умеешь их дожимать. Почему бы тебе самой, однако, не одеться повульгарней и не присоединиться к тем дамам, что посиживают в баре в юбках с разрезами до пупа? Ночь в неделю — и ты вернешься в Ново-Йорк с суммой, в два раза превышающей ту, с которой ты ступила на Землю.
Я схватилась за край стола. Я набрала полные легкие воздуха.
— Но ты не продаешь свои ноги, — мягко сказал Бенни. — Ты даришь их друзьям. И тебе доставляет удовольствие, когда ты видишь, что друзья оценивают твои дары по достоинству.
Прежде чем я успела решить, не пора ли поставить наглеца на место — никакой другой аналогии, кроме секса, он, конечно, провести не мог, — я услышала, что в соседней с нами кабинке кто-то наливает пиво или вино, и оглянулась. Там сидел Хокинс. Я помахала ему рукой.
— Веди себя как ни в чем не бывало, — посоветовала я Аронсу. — Здесь сотрудник ФБР. Тот, о котором я тебе как-то говорила.
— Боже! — занервничал Аронс. — Есть в этом заведении служебный выход?
— Не будь идиотом, — зашипела я на Бенни.
— Никакого идиотизма, — обиделся Бенни. — Естественно прогрессирующая шизофрения. Ты что, на все сто процентов уверена в том, что за нами и здесь не приглядывают?
— Ты думаешь, у них на службе столько народу, что они к каждому столику каждой забегаловки готовы
— А ему не покажется подозрительным, что мы тут сидим? — прошептал Аронс.
— Говори громко, четко. Нам с тобой не о чем шушукаться, — приказала я.
Он откашлялся. ;
— Но отчего у меня ощущение, что на моем горле затягивается петля? — спросил он.
— Нервы на взводе, — сказала я. — А теперь заткнись.
Прежде чем войти к нам в кабинку, Джефф сделал остановку у стойки бара, прихватил с собой вино. Несмотря на всю свою внешнюю, а может, и внутреннюю холодность, он держался с людьми неизменно вежливо, тактично. Вот и сейчас Джефф не изменил себе.
Я предложила Хокинсу стул, представила мужчин друг другу.
— Никогда прежде не встречался с поэтом, — сказал Хокинс. — Что вами опубликовано?
Он сразу взял верный тон, задал правильный вопрос. Обычно люди спрашивали: «Вами чтонибудь опубликовано?», и Бенни, когда бы он хотел уклониться от разговора, мог ответить: «Нет. Я пишу в стол. Просто мне нравится называть себя поэтом».
Бенни перечислил Джеффу названия своих книг.
— Последнее время я мало пишу. Какие-то строки приходят на ум, я их не записываю. И приходят другие.
Хокинс кивнул:
— Поэт. Пожалуй, я вам не завидую. Должно быть, ваш образ жизни сильно отличается от того, который ведут остальные.
— Он куда ближе к норме, к обыденности, чем ваш. По крайней мере, в том смысле, что поэтов не убивают на дежурстве, — ответил Бенни.
Хокинс улыбнулся:
— О, тут мы могли бы поспорить. Мне кажется, среди поэтов очень много тех, кто покончил жизнь самоубийством. Смертность высока, не так ли?
— Вы положили меня на обе лопатки, — сказал Бенни. — Туше. Да, если взглянуть с этой точки зрения, у нас немало общего. Издержки профессии.
— На самом же деле я нечасто попадаю в ситуации, когда мне угрожает опасность. Моя работа в основном заключается в ходьбе пешком и сидении за письменным столом над бумагами. Драки, угрозы… С этим мы сталкиваемся нередко, но все это не очень серьезно. За последние четыре года я был вынужден применить оружие лишь однажды.
— Ну и работенка, — протянула я. — Безопаснее, чем ездить в подземке.
— Вы стреляли в ответ? — спросил Бенни. Хокинс кивнул. — Убили? — Хокинс снова кивнул. — Не представляю, как бы я жил после этого, — сказал Бенни.
— Дело вовсе не в том, что вас обучили стрелять по убегающей мишени. Это чистый рефлекс, — сказал Хокинс. — И система подготовки офицеров ФБР тут ни при чем.
Над его бровью обозначилась морщинка. Джефф плеснул себе полстакана вина.
— Я вышел на один товарный склад, где делались большие дела, и следил за ним часами, имея, естественно, для этого все основания. В ту ночь на складе объявился вор. Двор был ярко освещен. Я стоял за горой пустой бутылочной тары, и вдруг рядом, в трех метрах от меня, возник человек. В руке он держал направленный на меня пистолет. Если б у него была секунда для того, чтобы прицелиться, он, без всякого сомнения, уложил бы меня наповал. Но вместо этого он принялся лихорадочно палить в мою сторону и сделал пять выстрелов, дважды ранив меня, прежде чем я успел вытащить оружие из кобуры и открыть огонь на поражение.