Миры под лезвием секиры
Шрифт:
Пламя столбом прорвалось сквозь непрочную крышу и завилось багровым жгутом, вокруг которого кружился жирный пепел. В хижине Ингбо было чему гореть
— в последнее время Верка подкинула своим бывшим хозяевам немало добротных вещей…
Ее почти волоком дотащили до ворот и впихнули в толпу тех, кто должен был прямо сейчас возвращаться на родину. Верка оказалась в одной компании с женщинами, побывавшими в африканском плену, и легкоранеными. Караван с тяжелоранеными и добычей уже ушел, а основные силы отряда готовились двинуться дальше в саванну.
Верка
— Ну как, отошла уже? — спрашивал он.
— Ага, — кивала Верка. — Отошла. Все нормально.
— И зачем было так орать? Испугалась, наверное?
— Ага. Испугалась. Чуть в штаны не наложила.
— А я тебя знаю. Ты в районной больнице на «Скорой» работала. С тобой один мой знакомый гулял. Венька Быстрый. Помнишь?
— Ага. Не помню. Мало ли с кем я гуляла.
Исчерпав запас красноречия, патлатый немного поотстал, но потом опять начал приставать с расспросами, в которых ясно сквозила цель познакомиться с Веркой поближе. Видимо, пресловутый Венька Быстрый рассказал своему приятелю немало лестного о ней.
Первый раз Верка позволила себе обернуться, когда все они расположились на отдых вблизи высыхающего озерца, берега которого были превращены тысячами копыт в непролазную грязь. В той стороне, где за горизонтом осталась деревня, стоял столб дыма, вернее, сразу три, сливавшиеся на приличной высоте в единое целое. Значит, погибла не только деревня Мбори, но и две соседние, поменьше.
Несколько десятков антилоп и стадо газелей с большой неохотой уступило место у воды людям. Никак не прореагировал на появление двуногих только бегемот, умиравший посреди озерца, да стая аистов-марабу, понуро ожидавших его кончины.
Женщины, в спешке покинувшие свое жилье, ничего не успели захватить с собой, и сейчас легкораненые угощали их, чем могли. Завязывался незамысловатый походный флирт.
Патлатый, уже считавший себя чем-то вроде Веркиного покровителя, протянул ей свою фляжку.
— На, хлебни спиртяги.
— Не могу, — покачала головой Верка.
— Почему?
— Врачи запрещают. Недавно только вылечилась.
— Юморная ты девка! — Патлатый отхлебнул сам и рукавом вытер выступившую слезу. — Ох, люблю я таких!
— Так в чем же дело? — Верка заставила себя ухмыльнуться.
Патлатый слегка растерялся от столь недвусмысленного намека, однако новый глоток спирта добавил ему смелости.
— Так это самое… Может, прогуляемся? — вкрадчиво предложил он.
— Ага. Прогуляемся. Запросто.
Небритый, нестриженый да вдобавок еще и давно не мытый кавалер галантно предложил Верке ручку, но та встала сама, даже не встала, а вскинулась, как распрямившаяся пружина. Внутри у нее была огромная, опасная пустота, можно
Покинув берег озерца, они направились к маячившей невдалеке рощице низкорослых акаций, по случаю засухи уже сбросивших листву. Патлатый шел впереди, выбирая дорогу, а Верка с садистским любопытством наблюдала за ним — ведь не каждый день можно увидеть человека, столь старательно отыскивающего место для собственной могилы.
— Тебя как зовут? — вдруг спросила она.
— По паспорту — Павел. А для друзей — Павлуша, — патлатый оглянулся. — А тебя?
— Леди Макбет, — обыденным голосом ответила Верка.
— Как-как? — лицо его стало предельно глупым. — А Венька Быстрый говорил, что тебя Верой зовут…
— По паспорту. А для друзей — леди Макбет. Ну что, пришли?
Земля, едва смоченная недавним дождем, была тверда, как камень. Пожухлая трава еле прикрывала ее. Поодаль торчал муравейник — против тех муравейников, которые Верка видела в родных лесах, как пирамида Хеопса против ларька «Соки-воды».
— А жестковато не будет? — Павлуша осклабился.
— В самый раз. Раздевайся.
— Прямо так, сразу? — что-то в Верке не только привлекало, но уже и пугало Павлушу.
— Слушай, — она смерила его презрительным взглядом, — не люблю я этих телячьих нежностей. Ты для чего меня сюда привел? Болтовней заниматься или трахаться?
— Сейчас… — он глотнул из фляжки, прислонил автомат к стволу акации и запрыгал на одной ноге, стаскивая грубый армейский ботинок. — А ты сама?
— Я-то всегда готова, — Верка расстегнула платье, под которым у нее ничего не было.
Стащив левый ботинок, Павлуша прыгал теперь в другую сторону, стаскивая правый. Верка взяла автомат и, держа на отлете, принялась рассматривать его.
— Эй, не балуй! — крикнул Павлуша, занятый уже своими штанами. — Не игрушка ведь!
— Без тебя знаю, — ответила Верка. — Штука знакомая.
Она действительно умела обращаться с автоматом — уроки военной подготовки в школе даром не прошли, — хотя до этого никогда не стреляла боевыми патронами. Сейчас она твердила про себя три заветных слова: «Предохранитель, затвор, спуск… Только в таком порядке… Предохранитель, затвор, спуск… Господи, лишь бы не забыть…»
Павлуша остался в одних трусах, линялых от пота, а спереди пожелтевших от мочи. Чувствовал он себя как-то неуютно, но храбрился — лыбился, скреб пятерней впалую грудь, пританцовывал на месте.
— Исподники-то снимай, — скривилась Верка. — Или меня стесняешься? Зачем же мужскую красу скрывать?
Мужская краса оказалась бледной, сморщенной, немного кривоватой, с красной, как у мухомора, натруженной головкой. Создавшаяся ситуация волей-неволей принуждала мужчину к действию, и Павлуша шагнул вперед, однако Веркиных прелестей достичь не смог — помешал автоматный ствол, с которого, слава богу, мундштук уже был снят.