Миры Пола Андерсона. Т. 18. Камень в небесах. Игра Империи. Форпост Империи
Шрифт:
Он поднялся и пошел в хвостовой отсек, следя за каждым своим шагом и помня о том, чтобы держаться прямо. В былые дни, желая сократить ненавистные гимнастические упражнения, он, перед тем как начать их, занимался тяжелым физическим трудом. Вообще же в обычных условиях ему почти не приходилось ходить — он летал. Теперь же… Нет, он еще не стар, он еще может побороться с теми, кто лет на двадцать—тридцать моложе; и все-таки сотни различных, пусть и незначительных, сигналов напоминали о том, что жизнь сокращается, как шагреневая кожа! Кто это сказал, что жизнь —
В отсеке находился Чайвз, согнувшийся под непосильным грузом собственной тяжести.
— Сэр, — взмолился он. — Вы не предупреждали, что условия будут так сильно отличаться от обычных! Можно вас спросить, сколько это будет продолжаться?
— Спросить, конечно, можно, но едва ли я смогу ответить, — сказал Флэндри. — Часы, дни? Прости меня, но ты ведь знал, что нам придется затаиться. Я полагал, ты поймешь, с чем это связано. — И заботливо спросил: — Что, очень тяжело?
— Нет, сэр Просто боюсь, это может отрицательно сказаться на ленче Я собирался приготовить омлет. А под такой страшной силой тяжести он превратится в подошву. Может быть, сделать вместо омлета сандвичи?
Флэндри сел и рассмеялся. А почему бы и нет? Ведь и боги — если они есть — смеются! Иногда мне начинает казаться, что вечер, когда боги создавали нас, был вечером фарса! Впрочем, нет — это был вечер высокой комедии.
Старателя, говорившего немного на англике, звали Айон Орессаул. Народ здесь жил не единым кланом, не на общей большой территории. Каждая семья владела своим клочком земли, и дети этой семьи носили одно имя. Айон, по–видимому, пользовался особым доверием правителя Дюкстона (кто был этот человек?), потому что его назначили опекать гостей. В данный момент у него в доме шло обсуждение ближайших планов, а гости тем временем ждали снаружи. Он выглядел озабоченным, когда вышел к ним.
— Вас разместят в моем доме и у соседей, — объявил он. Тело его состояло как бы из трех сферических поверхностей, завершавшихся остроконечной головой. Обитатели жилища казались гостям абсолютно одинаковыми, и это было еще более странно, чем необычайный расовый тип и диковинные одежды. Жильцы дома, выйдя из него, молча глазели на пришельцев. Их позы свидетельствовали о том, что они рассматривают так всех — и своих, и чужих, — независимо от языка общения.
— Выходить вы можете только с сопровождающим, и обязательно все вместе!
Йеввл уловила дыхание Бэннер, напоминавшее о том, что ее группа отрезана от дома и что события могут принять опасный поворот. Первой реакцией были гнев и желание стряхнуть с себя путы. Она подавила свои чувства: это не только скомпрометировало бы все дело, но могло подвергнуть и ее и всех ее сторонников смертельной угрозе. Она готова была умереть в тот день, когда случилась беда, — только бы поднять Робренга и детей из ледяной могилы. Однако теперь, когда самое худшее удалось преодолеть, жизнь снова стала казаться слишком заманчивой, чтобы добровольно уйти из нее. Она пригладила перья и вежливо спросила:
—
— Одни вы можете попасть в какую-нибудь беду, — сказал Айон. — Или — по незнанию — чем-нибудь навредить себе. Здесь работают незнакомые вам машины!
Йеввл ухватилась за это:
— Мы как раз мечтаем посмотреть на них! Нам очень интересно, и потом, мы надеемся позаимствовать что-нибудь полезное, если это поможет спасти нашу землю! Послушайте!
— Ну что ж… Пожалуй, вы сможете позаботиться о себе сами.
— Мы сразу пойдем, хорошо?
— Не хотите даже отдохнуть и перекусить?
— Нет, в этом нет необходимости. К тому же мы опасаемся, что в любой момент нам будет отказано в нашей просьбе. И тогда нас сразу отошлют домой, ведь так? Если только еще раньше мы не найдем взамен более заманчивого предложения. Поэтому очень прошу вас, друг.
(Разговор этот не был таким уж экспромтом. Между Йеввл и Айоном, пока они шли в город, возникло своего рода взаимопонимание, но общение по–прежнему давалось с трудом. Для нес это было даже некоторым преимуществом: не нужно было скрупулезно — и неискренне — объяснять природу отношений со станцией Уэйнрайт…)
Айон смягчился. Он явно гордился, что служит интересам общества, и готов был всячески доказать это.
— Но мне велено захватить с собой кое-что, когда я буду сопровождать вас, — сказал он и вошел в дом. А когда вышел, к левому запястью у него было привязано что-то — Бэннер поняла, что это был радиотелефон, — а в правой руке он держал большой предмет — бластер, определила Йеввл. — Держитесь ближе ко мне и ничего не трогайте без разрешения, — приказал он.
— Все складывается хуже, чем мы предполагали, —сказала Йеввл сестре. — Мы–mo думали, что будем ходить повсюду свободно!
— Это обычные предосторожности,— ответила та. — Они не догадываются о ваших настоящих намерениях, иначе вас бы уже арестовали. Можно даже использовать ситуацию в наших интересах: гид, возможно, ответит на главные наши вопросы… если, конечно, он продолжает считать вас невежественными варварами!
— В чем дело, мать? — спросил Скогда. Он сгорал от нетерпения. — Он-то нам для чего?
Йеввл объяснила. Сын расправил крылья и ощерился.
— Это оскорбительно! — раздраженно сказал он.
— Спокойно, спокойно, — произнесла Йеввл. — Гордость нужно пока спрятать в карман. А потом, по пути домой, заманим с собой побольше их животных и забьем.
Айон пристально поглядел на них обоих. Бэннер заметила и предупредила:
— Ваши жесты не очень отличаются от их собственных. Он явно почувствовал ваше напряжение. Не забывай: он может в любой момент вызвать вооруженных людей.
— Скогде тоже не терпится пойти, — заверила Йеввл Айона. — Может, он слишком нетерпелив, — но ведь мы проделали такой долгий и трудный путь, чтобы все посмотреть!