Миры Пола Андерсона. Т. 9. Три сердца и три льва. Буря в летнюю ночь
Шрифт:
— Пусть она идет в дом, и ты с ней, — решил Шелгрейв. — Ваше высочество, не продолжить ли нам прогулку?
— До вечера, Дженифер Элайн, — сказал Руперт. Он взял руку девушки и поцеловал ее. Там, откуда принц прибыл, это было обычным проявлением вежливости; но у Дженифер подогнулись колени. И без того перепуганная Пруденс теснее прижалась к девушке, и обе женщины застыли, не сводя глаз с принца.
Руперт, не обратив внимания на подвесную лесенку, одним прыжком очутился на платформе паровоза. Поезд тронулся с места и, пыхтя, направился через мост и дальше на юг.
— Нам бы следовало уйти в дом,
Девушка не отводила взгляда от удаляющегося паровозного дымка.
Пруденс насторожилась.
— Дженифер! — громко окликнула она. Девушка вздрогнула.
— Ох! — Она повернулась к компаньонке. — Да. Действительно. Я иду.
У перекидного моста она задержалась, чтобы приласкать сторожевых псов. Собаки отчаянно завиляли хвостами и принялись тыкаться влажными носами в ее юбку и облизывать ей руки.
— Вы слишком уж нежничаете с этими гадкими псами, — сердито заметила Пруденс. — Они опасны!
— Ну, только не для меня, — рассмеялась Дженифер, к которой уже вернулась вся ее живость. — Кто еще любит их? — Она почесала собак за ушами, погладила их. — Привет, Скулл! Ах ты, хороший Бонс!
— Это глупо — любить животных, — сказала Пруденс. Ее взгляд вернулся к рельсам и к удалявшемуся поезду. — А он — зверь из Апокалипсиса…
Дженифер направилась к дому. Горничная последовала за ней. Дворецкий закрыл за ними двери.
Глава 3
Руперт оторвался наконец от телескопа.
— Я и вправду видел луны Юпитера и горы на нашей собственной луне, — пробормотал он. — Как это странно…
— Вы не знали этого до сих пор? — спросил Шелгрейв.
— Я слышал об этом, конечно, — ответил Руперт. — Но у меня редко выпадало время подумать о подобных вещах, если не считать трех лет в Линце, когда я был в плену; да и тогда я слишком был занят другим. Да я и не видел телескопов такой силы. Я многое могу вам простить, сэр Мэлэчи, за то, что вы открыли передо мной небеса.
Он окинул взглядом небо и землю. Луна была уже в последней четверти, ее свет приглушал звезды, но планеты были неплохо видны. Серебристые лучи ложились на лужайки, далекие поля и холмы, подчеркивали черные купы деревьев; река в их свете казалась лентой живого серебра. Зато фонарь, висевший над входом в большой сарай, потускнел.
На крыше башни и на парапете находилось множество разнообразных инструментов. А неподалеку от телескопа, в тени, смутно поблескивали каски и кирасы стражей, той четверки, что охраняла пленника в ночное время. Можно было не сомневаться — солдаты весьма не одобряют астрономические забавы.
Тихая, теплая ночь пахла зеленью. Внизу стрекотали цикады.
Руперт, положив руки на влажные от росы камни парапета, взглянул вверх и медленно продолжил:
— Теперь я и в самом деле могу представить, как мы поднимемся на борт корабля, способного долететь до Солнца.
Шелгрейв нахмурился, хотя этого и нельзя было увидеть, поскольку широкие поля шляпы закрывали его лицо.
— Поосторожнее, — резко бросил он. — Хотя Господь и милостив к нам и позволяет нам услаждать наши измученные заботами и бессонницей души — что мне слишком хорошо известно, —
Руперт вздернул брови:
— Я не богослов, но я знавал вполне благочестивых людей, которые утверждали прямо противоположное. — Глаза принца нечаянно скользнули по стражникам, и Руперт невольно передернул плечами. — Не сомневаюсь, вы станете отрицать даже то, что Земля круглая.
— О нет, не стану! Это было известно уже в древние времена. Даже в языческой Британии, до прихода римлян, этот факт был признан.
Руперт откровенно заинтересовался:
— Как это?
— Но разве разгневанный Лир не воскликнул: «Разящий гром, расплющи шар земной!» [2] ? Я бы не осмелился утверждать, что великий историк говорит неправду.
2
Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.
— Мне давно хотелось в этом разобраться, — сказал принц. — На континенте так много записей и хроник сгорело во время нашествия римлян, что Шекспир остался чуть ли не единственным нашим источником… да есть немногое о более давних временах, о греках, первом королевстве Богемии, имевшей тогда выход к морю, или о прежней России… Но что записывал великий историк — факты или всего лишь легенды? Да и может ли подлинная правда пройти через испытания веками?
— Может, если она предназначена для избранного Богом народа, — торжественно произнес Шелгрейв. — Этот народ — англичане, а он — их историк.
В глазах Руперта сверкнула насмешка:
— Ну, я наполовину англичанин. Продолжайте.
Шелгрейв прошелся взад-вперед, сложив руки за спиной, и заговорил торопливо:
— Но разве вы не согласны с тем, что англичане избранный народ, ведь это видно из их национального характера, из языка, возвышенной речи благородных людей и простолюдинов… он существовал еще до того, как воздвигнуты были стены Трои, до Афин Тезея… А когда мы тщательно изучаем нашу английскую Библию, нетрудно увидеть, кем были наши предки: не кто иной, как одно из десяти племен Израиля! Их потомки в других местах смешались с местными племенами и почти утратили свою первоначальную природу, однако тут, в удаленной Британии, они остались сами собой, не смешиваясь с римлянами, саксонцами, датчанами — хотя, все они родственной нам крови. И хотя их много раз обманывали, как израильтян во времена Абрахама, они всегда хранили зерно истины, расцветшее в душе Великого Историка.
Руперт потер подбородок:
— Да, это может быть… Я однажды ночевал в его доме.
Шелгрейв резко выпрямился:
— Вы?!
— Да, около года назад. Королева незадолго до того вернулась в Англию с войском и деньгами. Я сопровождал ее до Оксфорда, где находился ее супруг-король. И так уж случилось, что я провел одну ночь в Стратфорде. Его внучка с мужем по-прежнему живут в том доме, и они оказали нам гостеприимство. На следующий день я помолился на его могиле.
Руперт снова посмотрел через парапет вниз. Перед ним лежали развалины аббатства. Принц указал на них.