Миры Пола Андерсона. Том 17
Шрифт:
— Есть, сэр. — Митчелл выглядел озадаченным. Он не мог понять, к чему все это. Разведка не имела обыкновения разбалтывать то, что узнала. Разве что… — Сэр, вы понимаете, что это все сырой материал? Более несвязный, чем обычно, из-за повреждений мозга. Мы отсортировали его основную биографию, подробности его наиболее значительных заданий и все такое. Остальное — это то, что показалось нам многообещающим. Но чтобы восстановить разорванные и перепутанные ассоциативные цепочки, истолковать символы и найти их значение…
— Об этом я позабочусь. Ваша роль выполнена.
— Да, сэр, — потупился Митчелл. — Я… прошу прощения… насчет личных
Флэндри молчал. Миятович испускал облака табачного дыма. Из-за стен доносился колокольный звон.
— Сэр?
— Позвольте мне увидеть его, — сказал Флэндри.
Экран моргнул. На экране возникло изображение молодого человека — раздетого, на койке, руки распростерты в стороны, к венам подсоединены какие-то трубки, грудь и живот вскрыты, чтобы можно было подключить приборы, поддерживающие жизнь. Его немигающий неподвижный взгляд был устремлен в потолок, изо рта текла струйка слюны. И что-то там тикало — клик-клак, клик-клак.
У Флэндри вырвался невнятный возглас. Миятович сжал его руку.
— Спасибо, — сказал Флэндри немного погодя. — Выключите это.
Тело Козары Вимезал лежало в холодильнике до отлета имперцев — по приказу господаря, и народ одобрял это, считая, что Козара принадлежит исключительно Деннице и никому больше. На ее похороны намеревались прийти все, кто только сможет.
Накануне ее перенесли в собор святого Клемента, хотя быть рядом с ней не позволили никому, кроме родственников. Когда в собор пришел Доминик Флэндри, там было только четыре человека — почетный караул.
Солдаты в форме Народного Войска, опустив головы, держа оружие прикладом вверх, стояли рядом с катафалком. Флэндри обращал на них внимания не больше, чем на горящие в высоких подсвечниках свечи, на лилии, розы и вьюнцы, на их аромат или на приглушенное бормотание священника за иконостасом. Он шел к ней в одиночестве. Вечерний свет лился через окна, освещал купол, выхватывая из сумерек смутные золотые и синие тона изображений двенадцати апостолов и Господа нашего Иисуса Христа.
Сначала он боялся посмотреть, страшась увидеть не столько отвратительное зрелище, как в прошлый раз — естественное следствие насильственной смерти, — сколько раскрашенную куклу, во что было принято превращать тела умерших на Терре. Пересилив себя, он взглянул и обнаружил, что ее всего лишь обмыли, закрыли глаза, подвязали подбородок, обрядили и украсили венком. Двойная крышка гроба позволяла видеть тело до груди. Лицо, которое Флэндри видел, было ее лицом, ее собственным, хотя краски жизни сошли с него и оно сделалось нечеловечески умиротворенным.
«Это делает меня чуть-чуть счастливей, дорогая моя, — подумал он. — Мне не кажется, что тебе подобает насыпать курган на Холме Основателей, как они собираются. Я хотел бы, чтобы твой пепел развеяли над землей и морем, отдали солнцу и ветру. И тогда, если я вернусь еще сюда, я мог бы представлять себе, что любой проблеск света — это ты. Но они знают, что делают, они — твой народ. Это я — сентиментальный старый дурак. Если бы ты могла знать, ты бы посмеялась?»
Он подошел поближе.
Ты верила, что будешь знать, Козара. И если так, то разве не поможешь ты мне тоже поверить — поверить в то, что ты по-прежнему есть?
Единственным ответом ему был голос священника, произносивший древние слова.
Он пытался отыскать самые лучшие слова для прощания на всех языках, которые знал. Сайонара.Потому что так и должно быть. Отступив на шаг, он трижды низко поклонился, повернулся и вышел.
Бодин Миятович с женой ждали его снаружи. Погода улучшилась, как будто в преддверии зимы их посетил призрак весны. Прохожие оглядывались на трех человек, стоявших на лестнице, говорили что-то спутникам, но не останавливались — на Деннице учили хорошим манерам.
Драга Миятович взяла Флэндри под руку.
— Что с вами, Доминик? — встревоженно спросила она. — Вы так побледнели.
— Нет, ничего. Я быстро поправляюсь — благодаря вашей доброте.
— Вам нужно отдохнуть. Я заметила, что вы час за часом проводите над тем отчетом… — Выражение его лица заставило ее умолкнуть.
Чуть погодя он вздохнул, разжал кулаки и заставил мысли о том, что предстоит сделать, вытеснить то, другое воспоминание.
— У меня не было выбора, — сказал он. И повернулся к ее мужу: — Бодин, я готов к работе. С вами. Видите ли, я нашел вам цель.
Господарь огляделся по сторонам.
— Что? Подождите с этим, — предостерег он.
— Верно, мы не можем обсуждать это прямо здесь, — согласился Флэндри. — Тем более на святой земле… хотя она и не возражала бы.
Она никогда не была злопамятна. Но она понимала, как это важно для ее мира, чтобы в бессвязном бормотании моего сына я нашел то, что, как я надеялся, можно было там найти — координаты Херейона, родной планеты Айхарайха.
Глава 19
Рейдеры деннициан встретили стражей красного солнца, и засверкали молнии.
В командной рубке «Ватре Звезды» Бодин Миятович не отрывался от дисплея. Цветные мотыльки вокруг звезды показывали, где находится каждый из кораблей его флота, и отображали всю информацию, которую могли добыть разведчики и приборы. Но их огненный танец, много говорящий взгляду профессионала, смущал непривычных к нему — это была всего лишь картинка, созданная компьютером. Миятович выругался и огляделся в поисках более вещественных данных.
Его окружал металл, приборы, сложные инструменты управления, вспышки сигнальных ламп, одетые в темную форму люди, исполнявшие свои обязанности. Внизу были двигатели, вентиляторы, тысячи систем корабля. Люди обменивались короткими репликами. Чтобы помочь им побороть усталость, температура воздуха, пахнущего озоном, поддерживалась невысокой.
Взгляд господаря скользнул дальше — по экранам, потолку, палубе — приборы всего лишь заменяли людям органы чувств, которыми, в отличие от корабля, они не обладали, — чтобы не дать им почувствовать себя в ловушке. Тьму наполняло сияние звездных скоплений и Млечного Пути, волшебное сверкание туманностей и нескольких ближних галактик. Здесь, у внешних границ системы, солнце, бывшее целью похода, светило не особенно ярко, уступая сиянию Воина. Иногда вспыхивали и гасли искры ядерных взрывов, достаточно близких, чтобы их можно было увидеть. Но большинство их происходило в отдалении, и ни разу не показался другой корабль, свой или вражеский. Таков был масштаб битвы.