Миры Пола Андерсона. Том 22. Сломанный клинок. Дети морского царя
Шрифт:
Яростно чертыхаясь, Ранильд ушел. Матросы злобно ворчали и мрачно смотрели на братьев.
Вскоре после этого происшествия Нильса неожиданно окружили четверо матросов. Это случилось на кормовой надстройке. Матросы издеватальски хохотали и кривлялись, но Нильс не отвечал на грязные намеки и насмешки. Тогда матросы вытащили ножи и пригрозили, что прирежут Нильса как барана, если он будет молчать и не поделится свежими впечатлениями о том, как провел время с голоногой водяной девкой.
Впоследствии эти четверо сказали, что все было просто шуткой.
Стоял ветреный, ясный день, на горизонте белели два или три паруса, в небесах реяли чайки — верный признак того, что близко был берег.
Спящие проснулись мгновенно, как пробуждаются ото сна звери.
— Опять что-то случилось? — спросила Эяна, подойдя к Нильсу, и вытащила из-за пояса стальной кинжал. Такие же кинжалы были у Тоно и Кеннина. Перед тем как отправиться в плавание, Эяна дала Ингеборг скромное золотое украшение, которое отыскала на дне моря под развалинами замка Лири, и попросила обменять золото на нержавеющее стальное оружие.
Тоно и Кеннин подняли гарпуны, встав справа и слева от Эяны и Нильса.
— Они… Ах… Они… — Нильс то бледнел, то заливался краской, язык его не слушался.
Торбен, Палле и Тиг бросились в атаку, впереди бежал Олаф Овессен, боцман. Капитан и Ингеборг в это время спали в трюме, Лейв стоял у руля, Сивард находился в вороньем гнезде на мачте и глядя вниз подбадривал своих дружков воинственными возгласами и свистом. Матросы остановхлнсь в нескольких шагах от нацеленных в них гарпунов. Олаф прищурился и оскалил длинные желтые зубы.
— Ну ты, сучка водяная! Выбирай, кому быть следующим!
Серые глаза Эяны потемнели, как небо перед штормом.
— Ты, кажется, посмел высказать какую-то грязную мысль? Если такой подлый кобель, как ты, вообще способен мыслить, — сказала она.
— Этой ночью Тиг стоял у руля, — злобно прорычал Олаф. — А Торбен сидел в вороньем гнезде. Они видели, как ты повела к себе этого сопляка, и слышали, как вы с ним возились и шушукались.
— Какое тебе дело до моей сестры? — взорвался Кеннин.
Олаф погрозил ему корявым кулаком.
— А такое, что мы за все это время ни разу и пальцем к ней не притронулись, как подобает благородным людям. Но коли она легла с сопливым мальчишкой, то пускай спит и с остальными!
— Это еще почему?
— А потому! В этом деле все должны быть на равных, понял? Да по какому такому праву эта морская сучка вообще привередничает? Выбирает, видите ли, — Олаф осклабился. — Сперва со мной, слышишь, Эяна? Не пожалеешь, с настоящим-то мужиком оно куда как лучше, верно тебе говорю.
— Катись подальше, — дрожа от ярости ответила девушка.
— Их трое, — сказал Олаф, обернувшись к матросам, — слабак Нильс не в счет. Лейв, закрепи-ка румпель и иди сюда. Эй, Сивард, слезай живее!
— Что вы намерены сделать? —
Олаф поковырял пальцем в зубах.
— Да ничего особенного, ты, рыба. Видать, и ты и твой братец — слюнтяи. Так что свяжем вас по рукам и ногам на часок-другой, а больше ничего. Ты не забыл про наши ножи и копья? Учти, нас-то шестеро.
Шестеро! Сестричка еще спасибо скажет! — Олаф утробно заржал.
Эяна взвизгнула, как бешеная кошка.
— Прежде вас шестерых засосет Черный ил! — гневно крикнул Кеннин.
Нильс едва ударживался от слез, одной рукой он прижал к себе Эяну, в другой у него было копье. Тоно оттеснил Нильса и сестру назад. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Это ваше окончательное решение? — не повышая голоса спросил он.
— Ну да.
— Понятно…
— Вы оба и она, вы бездушные двуногие звери. У зверья нет никаких прав.
— О, права завоевывают… Говорить с вами бесполезно. Ну что ж. Ты хотел полнить удовольствие, Олаф? Получай!
Тоно метнул гаркун. Боцман с жутким воплем повалился на палубу, корчась в судорогах. Гарпун вонзился ему в живот. Хлынула кровь, боцман вопил и завывал от адской боли. Тоно подскочил к нему, вырвал гарпун и, подняв оружие, двинулся на матросов, за ним Кеннин, Эяна и Нильс.
— Не убивайте их! — крикнул Тоно. — Помните, они нам нужны!
Нильсу не пришлось сражаться — друзья оказались быстрее. Кеннин железной хваткой обхватил Торбена поперек живота и с яростным криком пнул Палле ногой в пах. Тоно уложил Тига, плашмя ударив гарпуном по голове. Эяна подпустила Лейва поближе — он готовился наброситься на нее сзади — и, быстро развернувшись, сделала ему подножку. Лейв с грохотом покатился по трапу в трюм. Сивард пустился наутек. Все было кончено.
Но тут из люка с отчаянным воплем выскочил Ранильд. Двое подростков, девчонка и лишь один взрослый парень — и все-таки капитану пришлось признать, если не искренне, то, по крайней мере, на словах, что боцман Олаф сам виноват в своей гибели. Ингеборг как бы невзначай заметила, что теперь матросам достанется его доля добычи, В конце концов было заключено нечто вроде перемирия. Тело убитого боцмана спустили за борт, привязав к ногам камень, который взяли из балласта. Покойник на борту — плохая примета, он может накликать ка судно беду — так, во всяком случае, считали товарищи погибшего.
После этого трагического события и сам Ранильд и все матросы совершенно прекратили всякое общение е детьми морского царя и обращались к ним в стучае крайнейй необходимости. Нильса они также словно не замечали, меж тем как юноша потерял покой и сон, день и ночь он терзался мыслью о том, что поднял оружие на своих братьев во Христе. Мучаясь угрызениями совести, Нильс не смел даже подойти к Эяне и лишь смотрел на нее издали с тоской и любовью. А Эяна смеялась, иногда походя трепала Нильса по щеке, но мысли ее блуждали где-то далеко, да и сама она лишь изредка оказывалась теперь рядом с Нильсом.