Миры Рэя Брэдбери. Том 1
Шрифт:
Пламя заиграло на потускневших заглавиях книг: «Ивы», «Чужой», «Смотри, перед тобой мечтатель», «Доктор Джекил и мистер Хайд», «Волшебник Изумрудного города», «Пеллюсидар», «Страна, которую забыло время», «Сон в летнюю ночь» и ненавистные имена Мэкена, Эдгара По, Кэбелла, Дансени, Блэквуда, Льюиса Кэрролла — старые имена, забытые, преданные анафеме имена.
— Это новый мир. А теперь мы торжественно покончим с тем, что еще осталось от старого.
И Командир вырвал страницу из книги. Он вырывал
Люди в испуге отпрянули, и их взоры невольно устремились поверх пламени костра к неровным осыпающимся берегам пустого моря.
Еще крик, высокий и печальный, — предсмертный вопль издыхающего дракона, яростно бьющегося о прибрежную гальку кита, ибо левиафаново море ушло, чтобы не вернуться никогда.
Словно воздух со свистом ворвался в пустоту, где за мгновение до этого что-то было!
Командир аккуратно расправился с последней книгой.
Воздух больше не дрожал.
Тишина.
Люди, пригнув головы, прислушивались.
— Командир, вы слышите?
— Нет.
— Волна, сэр! Там, на дне этого моря! Мне показалось, я даже видел ее. Огромная черная волна. Катится прямо на нас!
— Вам привиделось.
— Смотрите туда, сэр!
— Что еще там?
— Смотрите, смотрите! Город вдалеке! Зеленый город у озера! Он раскололся надвое, он рушится!
Подавшись вперед, люди напрягли зрение. Смит стоял среди них. Его била дрожь. Он прижал руку ко лбу, силясь что-то вспомнить.
— Я вспомнил! Да-да, вспомнил. Давно-давно, еще в детстве, я читал книгу… Кажется, это была сказка об изумрудном городе. Я вспомнил! «Волшебник Изумрудного города».
— Изумрудного?
— Да, так назывался город. Я видел его сейчас точно таким, как он описан в книге. Он рухнул.
— Смит?
— Да, сэр.
— Приказываю, немедленно к врачу!
— Слушаюсь, сэр! — Смит коротко отдал честь.
— Всем соблюдать осторожность!
Боязливо ступая, держа ружья наготове, люди отдалились от ракеты и ее слепящих прожекторов, чтобы получше разглядеть длинное ложе моря и низкие холмы.
— Как? Здесь никого нет? — разочарованно прошептал Смит. — Ни одной живой души?
Ветер, горестно завывая, бросил горсть песка к его ногам.
То ли ночь, то ли утро
За два часа он выкурил пачку сигарет. — Как далеко мы в космосе?
— Миллиард миль, не меньше.
— Миллиард миль от чего? — спросил Хичкок.
— Смотря что тебе нужно, — ответил Клеменс, который не выкурил пока ни одной сигареты. — Миллиард миль от дома, можно сказать.
— Так и скажи.
— От дома, Земли, Нью-Йорка, Чикаго. От того места, откуда ты родом.
— Я не помню, откуда я, — ответил Хичкок. —
— Да, — быстро ответил Клеменс. — Сегодня утром она мне приснилась.
— В космосе нет утра.
— Тогда ночью.
— Здесь всегда ночь, — тихо сказал Хичкок. — О какой конкретной ночи ты говоришь?
— Заткнись, — сказал Клеменс, рассердившись. — Дай досказать.
Хичкок раскурил новую сигарету. Рука его не дрожала, но казалось, что она дрожит где-то внутри, под загорелой кожей, дрожит непроизвольно, сама по себе — такая маленькая неприметная дрожь в руке и огромная — во всем теле. Двое космонавтов сидели на полу палубы обозрения и смотрели на звезды. Глаза Клеменса блестели, взгляд Хичкока был пуст и не выражал ничего, кроме разве легкого недоумения.
— Я проснулся в 05.00 часов, — промолвил он, и казалось, что он обращается к своей правой руке. — Я услышал, что кричу: «Где я? Где?» И в ответ слышу: «Нигде». Тогда я спрашиваю: «Где я был?» И сам отвечаю: «На Земле». «Что такое Земля?» — удивляюсь я. «Это место, где я родился», — говорю я себе. Но это же ничто, и даже хуже, чем ничто. Я не верю тому, чего не вижу, не слышу и что не могу потрогать руками. Я не вижу Землю, почему я должен верить, что она существует? Не верить куда безопасней.
— Она существует, — улыбнувшись, уверенно сказал Клеменс. — Вон та, светящаяся точка — это и есть Земля.
— Это не Земля, это наше Солнце. Отсюда Землю не видно.
— Я вижу ее. У меня хорошая память.
— Это не одно и то же, глупец, — неожиданно рассердился Хичкок. — Я хочу сказать, видеть можно лишь глазами. Со мной всегда так было. Если я в Бостоне, то Нью-Йорк для меня мертв. Но когда я в Нью-Йорке, тогда мертв Бостон. Если я не вижу человека хотя бы один день, для меня он умирает. Но, встретив его вновь на улице, Господи, как я радуюсь его воскрешению и чуть не пляшу от счастья, что снова вижу его. Да, так было со мной раньше. Теперь я более не пляшу, просто смотрю на него. Когда же он уходит, для меня он снова мертв.
Клеменс рассмеялся:
— Просто у тебя мозги работают на самом примитивном уровне. Ты ничего не запоминаешь. У тебя нет воображения, Хичкок, старина. Ты должен научиться многое держать в своей памяти.
— А зачем мне помнить о вещах, которыми я не могу пользоваться? — спросил Хичкок, глядя широко открытыми глазами в космос. — Я — человек практичный. Если я не могу видеть Землю и ходить по ней, что ж, прикажешь мне ходить по памяти о Земле, так что ли? Это больно. Воспоминания, как однажды сказал мне отец, колючи как иглы дикобраза. К черту их! Подальше от воспоминаний. Они делают человека несчастным, мешают ему работать, доводят до слез.