Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13
Шрифт:
— Будь это мужчина, он уже получил бы вызов!
— Почему, Феликс?!
— Ненавижу этих проклятых старух, делающих все так, как им заблагорассудится! — рявкнул Гамильтон. — Никогда не мог понять, почему вежливость является обязанностью молодых, а грубость — привилегией старых.
— Но, Феликс, она совсем не такая. По-моему, она просто душка.
— Ведет она себя отнюдь не так.
— Но ничего дурного при этом не думает. Полагаю, она просто всегда спешит.
— С чего бы это?
— Не станешь ли и ты таким — в ее возрасте?
Взглянуть
— Может, ты и права. Песочные часы и все такое прочее. О чем вы тут секретничали вдвоем?
— Обо всякой всячине. Когда я жду ребенка, как мы его назовем, какие у нас на него планы — и вообще…
— Могу поспорить, говорила в основном она!
— Нет, я. Время от времени она вставляла вопрос.
— Знаешь, Филлис, — серьезно проговорил Гамильтон, — что мне меньше всего нравится, так это трепетный интерес, который посторонние проявляют ко всему касающемуся тебя, меня и его. Уединения у нас не больше, чем у гуппи в аквариуме.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но с ней я ничего подобного не чувствовала. У нас был чисто женский разговор — и очень милый.
— Хм-м-м!..
— Во всяком случае, она почти не говорила о Теобальде. Я сказала, что мы собираемся подарить Теобальду сестренку. Это ее очень заинтересовало. Она хотела знать когда. И какие у нас планы в отношении девочки. И как мы собираемся ее назвать. Я об этом еще не думала. А ты, Феликс? Как по-твоему, какое имя ей больше подойдет?
— Бог его знает. По-моему, заранее подбирать имя значит проявлять излишнюю поспешность. Надеюсь, ты сказала ей, что это будет еще очень, очень нескоро?
— Сказала, хоть она и выглядела несколько разочарованной. Однако после появления на свет Теобальда я некоторое время хочу побыть собой. А как тебе нравится имя Жюстина?
— Вроде ничего, — отозвался Гамильтон. — А что?
— Она его предложила.
— Она? А чей это, по ее мнению, будет ребенок?
Глава 14
«…и чесать, где чешется»
— Ну-ну, Феликс, спокойнее…
— Черт возьми, Клод, — она там уже так долго!
— Не так уж долго. Первый ребенок очень часто не спешит появляться на свет.
— Но, Клод, вы, биологи, должны бы придумать что-нибудь получше. Женщины не должны через это проходить!
— Что, например?
— Почем я знаю? Может быть, эктогенез…
— Мы могли бы практиковать эктогенез, — невозмутимо заметил Мордан. — Опыт есть, так что достаточно захотеть. Но это было бы ошибкой.
— Почему?
— По своей природе это противно выживанию. Раса окажется поставленной в зависимость от технически сложной помощи. А может наступить такое время, когда эта помощь окажется недоступной. Выживают те, кто выживает как в легкие, так и в трудные времена. Общество, практикующее эктогенез, не сможет бороться с жестокими, подлинно
— Нет, я полагаю, это… А? Как давно, вы говорите?
— Миллионы лет. Что такое откладывание яиц, как не эктогенез? Он неэффективен, потому что подвергает зиготы слишком большому риску. Дронт и большая гагарка могли бы существовать и сегодня, если бы при размножении не пользовались эктогенезом. Нет, Феликс, у нас, млекопитающих, способ надежнее.
— Хорошо вам рассуждать, — мрачно отозвался Гамильтон. — Речь ведь идет не о вашей жене.
Не обратив внимания на этот выпад, Мордан продолжал:
— То же самое справедливо и по отношению к любой облегчающей нашу жизнь технике. Вы когда-нибудь слышали о детях, выкормленных из соски, Феликс? Впрочем, нет, не могли — это устаревший термин. Однако это — одна из причин почти полного вымирания варваров после Второй генетической войны. Конечно, погибли не все — как бы ни была яростна война, уцелевшие всегда есть. Но в большинстве своем они были детьми, прикованными к соске — и численность следующего поколения упала едва ли не до нуля. Не хватило сосок, и слишком мало было коров. А матери выкармливать детей уже не могли.
Гамильтон раздраженно махнул рукой: безмятежное философствование Мордана — или то, что принимал за него Феликс — казалось ему кощунственным.
— Хватит об этом. К черту! Лучше дайте закурить.
— Сигарета у вас в руке, — заметил Мордан.
— Да? Верно… — Гамильтон бессознательно тут же погасил ее и достал из портсигара другую. Мордан улыбнулся, но промолчал. — Который час?
— Пятнадцать сорок.
— Всего? Мне кажется, больше.
— Может быть, вы нервничали бы меньше, находясь там?
— Филлис мне не позволит. Вы же знаете ее, Клод, — а как она решила, так и будет. — Гамильтон невесело усмехнулся.
— Ничего, вы оба — достаточно гибкие люди, всегда готовые пойти навстречу.
— О, мы прекрасно ладим друг с другом. Она предоставляет мне возможность делать все, что заблагорассудится, а впоследствии я обнаруживаю, что сделал как раз то, чего хотела она.
На этот раз Мордану без труда удалось подавить улыбку — он и сам уже начал удивляться задержке. Он говорил себе, что испытывает лишь абстрактный, беспристрастный, научный интерес, однако повторять это приходилось довольно часто.
Дверь открылась, и на пороге появилась сиделка.
— Теперь можете войти! — радостно объявила она.
Мордан, стоявший ближе к двери, вознамерился было войти первым, однако Феликс, протянул руку и ухватил его за плечо.
— Эй! Что тут происходит? Кто здесь отец? — он отодвинул Арбитра в сторону. — Подождите своей очереди!
Филлис выглядела осунувшейся и бледной.
— Хелло, Феликс!
— Привет, Фил! — Гамильтон склонился над ней. — С тобой все в порядке?