Миры Роберта Хайнлайна. Книга 2
Шрифт:
Значит, так: он скажет, чтобы мальчишка Стюарт приказал зверюге открыть пасть, и… нет, тоже не пойдет. Мальчишка увидит, что я собираюсь делать, и тогда… еще одна вдова полицейского будет получать пенсию. Мальчишка совершенно отбился от рук… просто удивительно, как мальчик из хорошей семьи катится по наклонной плоскости прямиком в тюрьму.
Нет, мальчишку надо под каким-нибудь предлогом отправить вниз, в город, и в его отсутствие все сделать. Они могут предложить животному какую-нибудь вкуснятину и сказать: «Ах, какая прелесть!», и оно откроет пасть…
Он посмотрел на часы. Сегодня? Нет, ему еще
Луммокс был счастлив очутиться дома, всем своим видом показывая — кто старое помянет, тому глаз вон. Он ни словом не обмолвился о шерифе Дрейзере, он всегда, если даже знал, что кто-то к нему настроен неблагожелательно, делал вид, что все в порядке. Его прекрасное настроение выражалось в том, что он то и дело старался водрузить свою голову Джонни на колени, чтобы тот поласкал его. Прошло много времени с тех пор, как он был достаточно мал для таких игр; теперь он клал Джонни на колени один нос и держал голову на весу, пока Джонни чесал ему нос осколком кирпича.
Джонни был почти счастлив. С возвращением Луммокса он чувствовал себя значительно лучше, но знал, что ничего еще не решено, шериф Дрейзер обязательно попытается убить Луммокса. И Джонни постоянно, до головной боли, думал, что предпринять.
А тут еще мать подлила масла в огонь, взбеленившись, когда увидела, что «это животное!» возвращается в дом Стюартов. Джон Стюарт, пропустив мимо ушей ее крики, угрозы и приказания, принялся кормить и поить своего друга. Несколько позже шторм продолжился уже в доме, когда мать заявила, что позвонит шерифу Дрейзеру. Джонни ждал шторма, но был совершенно уверен, что ничего не произойдет… Так оно и случилось: мать осталась дома. Джонни погрузился в размышления; опыт жизни бок о бок с матерью научил его уступать и повиноваться. Вступать с ней в конфликт было для него гораздо мучительнее, чем для нее. Каждый раз, когда отец улетал или возвращался, он говорил Джонни: «Заботься о своей матери, сынок. Не причиняй ей горя…»
Ну что ж, он пытался… он в самом деле делал все, что мог. Но совершенно ясно, у отца и в мыслях не было, что мать постарается избавиться от Луммокса. А уж она-то должна была знать: она выходила замуж, прекрасно понимая, что Луммокс — неотъемлемая часть их жизни. Так что же она?..
Вот Бетти никогда бы так не поступила.
Или и она тоже?..
Женщины вообще очень странные существа. Может быть, он и Луммокс должны собрать пожитки и попробовать жить самостоятельно. Он размышлял обо всем этом до самого вечера, пока возился и играл с Луммоксом. Припухлости Лумми по-прежнему беспокоили его. Одна, похоже, была готова лопнуть. Может, ее надо вскрыть? А спросить не у кого.
Не хватало, чтобы ко всему Лумми еще заболел!
Обедать Джонни не пошел. И в конце концов мать пришла во двор с подносом.
— Я думаю, ты можешь позавтракать здесь вместе с Луммоксом, — мягко сказала она.
Джонни подозрительно посмотрел на нее.
— Спасибо, мама, В самом деле, и… словом, спасибо.
— Как Лумми?
— О, с ним все в порядке.
— Это хорошо.
Она ушла, и Джонни посмотрел ей вслед. Плохо, когда мать сердится,
— Ты поел, дорогой?
— Да… все было отлично, спасибо, мама.
— И тебе спасибо, дорогой. Не можешь ли ты отнести поднос? И будь, пожалуйста, дома: к восьми часам должен прийти мистер Перкинс, он хочет поговорить с тобой.
— Мистер Перкинс? Кто это? — Но мать уже скрылась за дверью.
Джонни нашел ее в холле, где, расположившись в кресле, она штопала его носки. Улыбнувшись, она сказала:
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Скажи, мама, что это за мистер Перкинс? Почему он хочет встретиться именно со мной?
— Он позвонил и попросил о встрече. Я сказала ему, что он может подойти к восьми.
— Он сказал, что ему надо?
— М-м-м… он что-то говорил, но я считаю, что мистер Перкинс должен объясниться непосредственно с тобой.
— Насчет Луммокса?
— Перестань меня допрашивать. Скоро сам все узнаешь.
— Но, видишь ли…
— Давай больше не будем говорить об этом. Сними ботинки, дорогой. Я хочу примерить тебе носки.
Сбитый с толку, он стал снимать обувь, но внезапно остановился.
— Мама, не надо штопать мне носки.
— В чем дело, дорогой? Маме нравится что-то делать для тебя.
— Да, но… Видишь ли, я не люблю штопаных носков. Они вечно натирают ноги, и я уже много раз показывал тебе.
— Не говори глупостей! Как могут мягкие шерстяные носки натирать ноги? Знал бы ты, сколько приходится платить за носки из натуральной шерсти и ручной вязки! Любой сын был бы только благодарен!
— Но я же тебе сказал, что они мне не нравятся!
— Иногда, сынок, я прямо не знаю, что с тобой делать, честное слово. — Мать вздохнула и отложила в сторону вязание. — Иди вымой руки… и лицо тоже. Причеши волосы. Мистер Перкинс будет с минуты на минуту.
— Скажи, этот мистер Перкинс…
— Поторопись, дорогой. Матери и так трудно…
Мистер Перкинс оказался сама любезность; несмотря на все подозрения, Джону Томасу он понравился. После обмена любезностями за ритуальным столиком с кофе он перешел к делу.
Перкинс представлял лабораторию Экзотических Форм Жизни Музея Натуральной Истории. И услышав об истории Луммокса, увидев его изображение и узнав о процессе… Музей решил купить Луммокса.
— К моему удивлению, — добавил он, — просматривая архивы Музея, я выяснил, что мы уже пытались купить это существо… у вашего дедушки, насколько я понимаю. Все данные совпадают. Известно ли вам…
— Это был мой прапрапрадедушка, — прервал его Джонни. — Но он не продавался тогда — не продается и сейчас!
Миссис Стюарт подняла глаза от спиц и сказала: Будь поумнее, мой дорогой. У тебя сейчас не то положение.
Джон Томас упрямо молчал. Мистер Перкинс продолжал с мягкой улыбкой:
— Я уважаю ваши чувства, мистер Стюарт. Но прежде чем я вылетел, наш юридический отдел исследовал суть дела, и я знаком с вашими насущными проблемами. Поверьте, я прибыл не для того, чтобы усложнять их; мы берем вашего питомца под защиту, и вам не придется больше волноваться.