Миры Роджера Желязны. Том 1
Шрифт:
— Мою мать звали Лигейя, — ответила Анни, — а это имя очень редкое. Вот почему я так и вздрогнула, когда услышала это имя.
— А как она выглядела? Высокая темноволосая — и более чем миловидная?
— Не знаю, — сказала Анни. — Ведь я выросла сиротой — точно так же, как вы с По. Мои родители уехали путешествовать за границу, оставив меня родственникам. Когда мои родственники погибли в результате несчастного случая, меня взяли к себе их друзья. Эти друзья постоянно переезжали с места на место — так что мои родители так и не забрали меня. Мои приемные родители назвали мне имя матери, но какой она была — не сказали.
—
— Точно не знаю.
— Часом не Вальдемар?
— Я… ой, не уверена… Возможно. Да, вполне возможно.
Я схватил ее за руку.
— Идем, — сказал я. — Во всем этом мы можем разобраться позже. А теперь — прочь из этого проклятого места, прочь из этой нелепой страны — а если надо, то прочь из этого мира! Я знаю, как можно тайным путем покинуть аббатство.
Она последовала за мной. Мы спустились по лестнице, прошли под низкими сводами коридора и очутились на дворе, где я нашел Петерса и познакомил его с Анни. Его я застал в компании с новой знакомой — гибкой миниатюрной смуглянкой, бродячей актрисой. Он представил ее: Трипетта, танцовщица. По его словам, она индеанка из верхнего Миссури — родилась поблизости от мест, где родился он сам, — и чуть ли не его далекая родственница.
Мне очень не хотелось обсуждать наши дела в присутствии этой тщедушной девицы, невзирая на степень ее родства с моим другом. К счастью, она спешила на репетицию и распрощалась с нами через пару минут — однако не раньше, чем они с Петерсом договорились о свидании в тот же день, однако позже.
— Весьма опрометчиво с вашей стороны, — укорил я Петерса после того, как она ушла. — Я стараюсь убедить Анни бежать с нами немедленно.
Разговаривая, мы прогуливались по крепостному двору. Сегодня тут было тише, менее разгульно, да и небо над нами хмурилось.
— Мы не вправе бежать, — сказала Анни. — Я не успела объяснить раньше. Дело заключается в том, что Просперо не может предложить фон Кемпелену хотя бы столько же, сколько предлагают Темплтон и Гудфеллоу.
— Хочешь, скажу тебе начистоту, Анни! — воскликнул я. — Мне в высшей степени наплевать, кто в итоге завладеет самым большим количеством золота в мире. Я предпринял все это путешествие с единственной целью — вызволить тебя отсюда, а затем помочь Эдгару По, если мы вместе придумаем способ. Я очень благодарен Сибрайту Эллисону за его участие в этом предприятии, но уверен, что он не помрет с голода, если золото внезапно упадет в цене — скажем, будет стоить вполовину меньше. Сегодняшний утренний инцидент лишний раз показал, до какой степени Просперо жесток и капризен. Оставаться рядом с ним неблагоразумно — и опасно, а вне стен этой крепости свирепствует чума. Так что самое лучшее, что мы можем сделать — побыстрее убраться из аббатства, а затем двигаться прямиком к границе этой страны.
Анни ласково тронула меня за рукав.
— Ах, Перри, дорогой мой Перри! — сказала она. — Если бы все было так просто! Меня тоже не заботит судьба золота. Разве тебе неизвестно, что получение золота — отнюдь не самая важная составная алхимии? Тут речь идет о сопутствующих сверхъестественных эффектах. Если фон Кемпелен заключит сделку с Темплтоном и Гудфеллоу, мы уже не сможем помочь По. После того как они стакнутся с фон Кемпеленом, изгнание По из его родного мира станет вечным.
— Не улавливаю связи.
— Это связано с теорией вероятностей и глубинной связью между отдельными
— Ты ни разу не упомянула Гризуолда, — заметил я. — Что с ним?
— Насколько я знаю, вернулся в Америку.
— Зачем?
— Понятия не имею.
Какое-то время мы шли в полном молчании. Затем я сказал:
— Лигейя говорила мне, что Гризуолд может оказаться не только алхимиком или месмеристом, но и колдуном.
— Что ж, и это возможно, — кивнула Анни. — Да, это сразу объяснило бы очень многое. В нем есть что-то очень необычное, что-то от темных сил.
— Лишний повод побыстрее убраться отсюда! — сказал я. — Насколько я понимаю, необратимый момент наступит не сейчас, когда фон Кемпелен ударит по рукам с Темплтоном и Гудфеллоу, а когда они сойдутся с Гризуолдом и проделают все необходимое для получение первой партии золота. Я предлагаю: сейчас мы убежим, а потом настигнем их в Америке. Там, у нас дома, Эллисон при необходимости может нанять целую армию, чтобы прищучить этих мерзавцев.
Анни отрицательно замотала голой.
— Ведь мы не знаем, почему Гризуолд исчез, — указала она. — И для осуществления алхимических процедур фон Кемпелена присутствие Гризуолда необязательно. А что если, паче чаяния, Темплтон и Гудфеллоу заключат сделку с фон Кемпелен прямо здесь — и решат здесь же проделать первые опыты? Если им удастся получить более или менее значительное количество золота, мы никогда больше не увидим По!
— Они не посмеют, так что наш друг пока в безопасности, — сказал я. — Только безумцы могут затеять выработку золота под носом у беспринципного и жестокого Просперо — будучи в его полной власти. И не говори мне, что они проделают это втайне. Золото не пушинка, а за пазухой много не унесешь. Так что нормальные люди не станут производить золото в таком гиблом месте — чтобы потом ломать голову над тем, как его вывезти — не лишась головы. Словом, пусть себе подписывают бумажки. А остановим мы их позже — в более благоприятный для нас момент.
— Извини, — сказала Анни, — мы не вправе рисковать. Это ляжет страшным грузом на мою совесть — если я убегу, а тут случится непоправимое. Оставшись здесь, я смогу предотвратить самое ужасное.
— А если тебя снова опоят дурманом? Или парализуют месмерическим воздействием?
— Я буду тщательно следить за тем, что ем и пью. Что касается месмеризма, тут я сильнее Темплтона. Они больше не смогут использовать меня для своих подлых целей, как делали раньше.
— Если они будут бессильны использовать тебя, как бы им не пришло в голову избавиться от тебя. Это же люди без стыда и совести.
— Нет, сейчас они меня не убьют. Я уверена, что нужна им для чего-то другого. Позже.
Вспомнив слова Лигейи о том, что они намерены принести в жертву душу Анни, я содрогнулся. Но что я, полный профан в сверхъестественных премудростях, мог сказать по этому поводу, какие аргументы выдвинуть, чтобы переубедить Анни!
В тот момент мне вспомнилось, как я впервые убил человека. Это было во время войны, я исполнял долг солдата. Но неужели убийство перестает быть убийством, если ты наденешь тряпки определенного цвета, называемые военной формой? Или если тряпки определенного цвета — на том, кого ты убиваешь? Смерть, она всегда смерть. Как смеет государство решать, кому жить, кому умирать?