Миры Роджера Желязны. Том 28
Шрифт:
— Да, — прошептал он.
«Ты наполовину безумен и все время пьешь».
— Безумен полностью, а пью лишь половину времени, — поправил он.
«Ты должен войти в машину, нажать на кнопку и присоединиться к своему народу в местах смеха и радости…»
— Ой! — икнул он. — А мне и сейчас смешно.
Покачав головой, он сел и осмотрелся. Рука прикоснулась к бобовому
— Вид услуг? — спросила подушка.
— Меня уже достала болтовня дутиков, — с возмущением ответил он. — Найди точку входа, поставь экран и блокируй их контакты. Неужели нельзя запомнить, что, когда я пью, мне необходимы А-режим и чуткая забота?
Подушка зажужжала.
— А-режим задействован. Проникновений нет. Он едва не вскочил с кушетки:
— Кто же тогда сейчас говорил со мной?
— Ну уж точно не я, — ответила подушка. — Возможно, это твое воображение, взвинченное алкоголем, который ты употребляешь как…
Фраза немного обидела его.
— Ладно, прости, — извинился он перед невидимыми спиралями проводников. — Смешай мне еще один коктейль.
Он улегся на кушетке, сунул в рот соломинку и невнятно проворчал:
— Только на этот раз не добавляй воды.
— Я никогда не разбавляю твои напитки.
— Но они стали слабее на вкус.
— Значит, твои вкусовые пупырышки теряют чувствительность.
— В таком случае отключайся! Хотя подожди! Почитай для меня.
— Что почитать?
— Что-нибудь.
— «Все утро крот настойчиво прочищал себе путь…»
— Только не Грэхема!
— Может быть, Врэдмера?
— Нет.
— Гелдена?
— Нет. Что-нибудь постарше. Вот как у того же Грэхема.
— Крина? Клала? Старца Венеры?
— Еще старше.
— Флоуна? Трина? Хэмингуэя? Пруста?
— Древнее.
— «В начале было Слово…»
— Но языческое.
— Как у Пиндара?
— Пожалуй, да — как у Пиндара.
Отпив добрый глоток, он откинулся на подушку и закрыл глаза.
«Почему ты убил дутика?»
Пауза безмолвия.
— Я никого не трогал.
«Дутики не убивают друг друга, а один из них мертв. Ты последний человек на Земле. У тебя безграничная власть. Почему ты используешь ее для убийств?»
Еще более длинная пауза.
— А кто такие дутики?
«Им нужна Земля. Ты встречался с ними. Неужели не помнишь?»
— Не знаю… Наверное, в тот момент я был пьян. Ладно, уходи!
«А почему бы не уйти тебе?»
— Рад бы, да не могу!
«Можешь!
— Да брось ты. Нет никаких мест смеха!
«Тогда поговори с дутиками».
Ладонь коснулась края кушетки, и в его вену вошла игла со снотворным.
Он провалился в бездны забытья.
Грязно-тусклое солнце опускалось на мокрый бетон. Он смотрел на него, щурясь и мигая.
— Да, бывали времена, когда мы тратили на тебя массу слов, — прошептал он, осознавая, что проснулся. — Однако все приходит к концу и теряет свой смысл.
Он перекатился на правый бок, чувствуя себя печальным и величественным.
Подушка спросила, что ему хотелось бы на завтрак. Он попытался придумать достойный ответ, но сдался и попросил то немногое, что устроило бы его желудок.
Скромным «немногим» оказались мел и печенка, вымоченная в загаженной до краев дренажной канаве. Он плюнул на пол и перевернулся на левый бок, чувствуя себя уже менее величественно.
В конце концов он ткнул пальцем в радужный столб лучей.
— Соедини меня с пультом мыслеобразов.
Сила пронзила его потоками безмолвной мелодии, и в ней смешались удары облаков, нити лунного света, похожего на шелк, и глубинные вихри океанских ветров, которые раскачивали заросли кораллов…
Сладко потянувшись и зевнув, он представил огненное поле времени, а затем скользнул на сотню лет вперед.
— Гора Атос и завтрак, — велел он скучающим тоном.
Под ногами возник скалистый утес. При виде бескрайних просторов Святилища на его губах появилась улыбка. Очистив стены взмахом руки, он создал панораму деревьев и холмов — пейзаж, напоминавший прежнюю Землю. Вдалеке за лесом сверкало море. (Неужели настоящее? Он пожал плечами.) Невидимый потолок превратился в голубовато-зеленое небо. Ярко-желтое солнце получилось жгучим и злым. Склон плавно опускался вдаль. Облачившись в усмешку и власяницу, он подернул горизонт мерцающим маревом.
— Слишком хорошо для царств Земли, — шепнул он бездонной выси. — Приди, Люцифер!
Испуская запах смерти и окончательных приговоров, слева от него возникла безликая тень.
— Какая тоска! — со стоном признался он. Невыразительный голос звучал, словно из бочки:
— Смотри же на царствия Земли во всей их славе и силе. От начала веков владею я ими, но сейчас готов отдать простому человеку. Служи мне, и они будут твоими.
Он засмеялся:
— Ты шутишь, парень. Они и так мои. Я только что их создал — их и тебя. Это ты должен платить мне дань уважения.