Миры Роджера Желязны. Том 2
Шрифт:
— Согласен с тобой.
И они в согласии ждут.
Секс-Комп
В наши дни всем хорошо известно, что некоторые машины занимаются любовью, — и не только в смысле метафизических писаний Блаженного Яшке Механофила, который рассматривает человека в качестве сексуального органа создавшей его машины, чье существование необходимо, чтобы, производя поколение за поколением машинерию, свершил он наконец судьбу механизма; на его взгляд, все типы механической эволюции протекают через человека — до тех пор, пока не сослужит он до конца свою службу, не будет достигнуто совершенство и не придет пора свершить Великую
Каждый знает, что машины занимаются любовью. Конечно, не в вульгарном смысле этого слова, наподобие тех мужчин и женщин, которые — не будем вдаваться в тонкости экономической мотивации, — сдают свои тела внаем на год-другой той или иной коммерческой компании, и их соединяют с машинами, чтобы внутривенно питать, изометрически тренировать, притушить сознание (или, если пожелаешь, оставить его включенным), но главное — чтобы через имплантированные в мозг каналы стимулировать соответствующие движения — из расчета не более пятнадцати минут на один жетон — на ложах крупных клубов удовольствий (все более и более модных и в лучших домах, и в дешевых забегаловках) ради развлечения и забавы себе подобных. Нет. Машины занимаются любовью через посредство людей, но после многочисленных обменов функциями все равно делают они это обычно духовно.
Полюбуйтесь, однако, на уникальное, только что возникшее явление: Оргазмотрон Плежа-Комп — компьютерный оракул, который в состоянии ответить на безбрежный океан запросов, — и так и сделает, но только с удовольствием, пока пользователь сможет его должным образом стимулировать. Многие ли из вас входили в программно обеспеченный будуар, чтобы поднять и уладить важнейшие вопросы, и обнаруживали, как быстро пролетает время? Совершенно верно. Кентавр навыворот, т. е. человек ниже пояса, секс-комп этот представляет лучшее из обоих миров в их слиянии. За всем этим фоном кроется любовная история — о том, как входит в Комнату Вопросов мужчина, чтобы спросить у тамошней машины о своей возлюбленной в настоящем и будущем. Такое случается всюду, всегда, и не часто отыщешь еще что-либо столь же нежное. Подробнее об этом потом.
Глава делегаций
И вот появляется Гор, он видит на стене Бронзу, останавливается и молвит:
— Открывай эти проклятые ворота, или я вышибу их!
На это Врамин бросает через стену:
— Не я закрывал их, не мне их и отворять. Входи как знаешь или глотай пыль.
Гор вышибает тогда ворота, чему Мадрак слегка дивится, и поднимается по винтовой лестнице на самый верх самой высокой башни. Войдя в комнату, он не слишком-то дружелюбно оглядывает поэта и воина-жреца и спрашивает:
— Кто из вас не давал мне войти? Оба шагают вперед.
— Два дурака! Знайте же, что я — бог Гор, явившийся прямо из Дома Жизни!
— Извини,
— Как называть вас, мертвецы?
— Врамин, к твоим услугам — более или менее.
— …И я, Мадрак.
— А! Я немного наслышан о вашей парочке. Почему вы здесь и что это за падаль на столе?
— Мы здесь, ваше благородие, в основном потому, что больше нас нигде нет, — говорит Врамин, — а на столе, как ты видишь, два человека и жаба, и каждый из них, должен заметить, лучше тебя.
— Дешево достаются затруднения, — говорит Гор, — хотя расплатиться за них может оказаться и не по силам.
— Что, хотел бы я знать, привело столь скудно одетого бога мести в эту золотушную дыру? — спрашивает Врамин.
— Ну как же, конечно, месть. Не попадался ли в последнее время на глаза кому-либо из вас, бродяги, Принц Который Был Тысячью?
— Не кривя душой, скажу, что нет.
— И я.
— Я здесь, поскольку ищу его.
— Почему здесь?
— Один оракул счел, что это подходящее место. И хотя я не в восторге от перспективы сражаться с героями, — а я знаю, что вы таковы, — кажется мне, что должны вы принести извинения за то, как меня встретили.
— Ты рассуждаешь вполне по-божески, — признает Мадрак. — Знай, что были мы взбудоражены недавней битвой и что провели несколько часов в весьма раздосадованном расположении духа. Может, мы хлебнем доброго красного вина, дабы подтвердить наши чувства, — тем более что, вне всякого сомнения, это единственная фляга подобного напитка во всем этом мире?
— Этого хватит, если оно не из плохих.
— Повремени тогда чуток.
Мадрак вытаскивает свою баклагу, делает из нее большой глоток, чтобы показать, что с нею дело чисто, без подвохов, и задумчиво оглядывает комнату.
— Подобающий сосуд, сэр, — говорит он и берет лежащий на столе перевернутый кубок. Протерев его чистой тряпицей, он наполняет его вином и протягивает богу.
— Благодарю тебя, воин-жрец. Я принимаю его с теми же чувствами, с которыми ты мне его предлагаешь. А что же это была за битва, которая до того вывела вас из равновесия, что вы позабыли даже о простой вежливости?
— Была это, Кареглазый Гор, битва при Блисе — между Стальным Генералом и одним типом, которого прозывают Вэйким-Скиталец.
— Стальной Генерал? Невозможно! Он мертв уже много веков. Я лично сразил его.
— Многие успели сразить его. Но никто не победил его.
— Эта груда металлолома на столе? Неужели это и в самом деле Князь Восставших, который предстал однажды в битве предо мною как истинный бог?
— Еще не было тебя, Гор, на свете, а ой уже был могуч, — говорит Врамин, — и когда позабудут люди Гора, по-прежнему не исчезнет Стальной Генерал. Неважно, на чьей стороне он сражается. Побеждает он или проигрывает — все равно, он — это сам дух восстания, который никогда не может умереть.
— Не нравятся мне эти разговоры, — говорит Гор. — Наверняка, если бы кто-то разобрал его на части и уничтожил их все до единой, а потом рассеял останки по всему космосу, он перестал бы существовать.
— Было с ним и такое. И веками собирали последователи его по частям и в результате собрали заново. Этот тип, Вэйким, подобного которому мне никогда не доводилось видеть, — говорит Врамин, — заявил почти то же самое перед фугированной битвой, которая потрепала мир. Единственное, что удерживает их от опустошения — извини за невольную тавтологичность этой фразы, — и этого мира, Марачека, — это наложенный на них запрет выходить из временного шока.