Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств
Шрифт:
Староста уже ждал меня. Расписание у нас было почти твердое: утром встречаемся, обсуждаем планы на день, а потом дела — военные упражнения, строительство оборонительных заграждений вокруг деревни, ну и трапезы между делом. С последним Староста прикрепил меня к своему дому, сказав, что мое время нельзя тратить на ерунду.
— Ты мне нужен! — заявил я издалека. — Надо сходить кое-куда…
— Сначала поешьте, — возникла на пороге Лава. — А то потом закрутится-завертится, некогда будет… Ой! — как в первый раз, обрадовалась она ягодам
Милая девочка. Таких и хочется защищать.
— Некогда, — попытался отмахнуться я, вздрюченный родившейся идеей.
— А я уже проголодался, — улыбнулся Староста. — Наверное, с возрастом прожорливость растет. Зря мы на Старца возмущались. Теперь я за него буду.
— Ты еще не старый, — заверила его Лава.
— Свое место Старец мне завещал, — напомнил я. — При вас, кстати. Вот хожу, стараюсь соответствовать…
— А вот сейчас как ложкой по лбу… — пообещала молодая хозяйка.
— От тебя и шишка как поцелуй, — хмыкнул я, торопясь заглотить похлебку.
Лава замолчала и покраснела. И чего краснеет на пустом месте?
Но я был уже далеко.
— Ты чё копытами-то бьешь, Молчун? — заметил мое нетерпение Староста. — Не гиппоцет, чать, и не козел, чтобы копытами бить.
С последним его утверждением Славные Подруги вряд ли согласились бы, но они вроде далеко и пусть бы там и оставались.
— Что случилось-то? — продолжил он любопытствовать, впрочем тоже поспешно глотая похлебку. Боялся, что я не дам нормально поесть.
— Улитки ползают, — многозначительно сообщил я.
Лава прыснула, даже еду изо рта разбрызгав.
— Ой, Молчун, рассмешил!.. Что же, по-твоему, улитки прыгать должны или летать?.. Послушай, как звучит: ули-и-итка, — протянула она. — Видишь, как звук растекается, расползается… А вот стриж — вжик, и нету.
— Да нет, Лава, они по кругу ползают, — объяснил я.
— Ну-у, если по кругу-у, — еле сдерживая смех, закивала она. Явно не поверила, решив, что мне приснилось. По хитрющим глазам видно было. В других обстоятельствах я повел бы ее и показал, но не сейчас. Улитки даже по кругу уползли в прошлое. — Я с вами, — заявила Лава.
Я поморщился, мне надо было поговорить со Старостой наедине.
— Нет, — спас он меня от очередной обиды его дочки. — Ты наведи порядок и готовься к занятиям. У нас, я чувствую, мужские дела. Так? — повернулся он ко мне.
— Так, — спешно подтвердил я. — Ягодки поешь, Лава, я старался…
— У-у! — сердито фыркнула Лава и ушла в дом.
Мы быстренько исчезли с глаз ее долой.
— Ты куда так летишь, Молчун? — взывал, ковыляя за мной, Староста.
Он был мужик дюжий, но, как все здесь, чрезмерно медлительный. Может, это и разумно в такой духоте.
— Помощь твоя нужна и совет, — ответил я. — Сейчас увидишь. Если что не так, ты поймешь. А если все получится — не испугаешься… Потому ты и Староста… Народу потом объяснишь…
— Ты меня не пугай, Молчун! — насторожился он. — Чую — задумал
— А они ходят по кругу?
— В жизни не видел, — признался Староста. — Они вообще редко больше двух собираются… Но чего только в лесу не увидишь! Для этого ты меня в лес и повел? Твой дом мы уже прошли, Молчун.
— Знаю-знаю, сейчас, — пообещал я.
Мы уже приближались.
— А, ты опять меня к своему одежному участку привел, — увидел он наконец. — Хочешь смешную одежду померить? Ласточку изображать будешь?
— В некотором смысле, возможно, и ласточку, — удивился я его прозорливости, хоть и о другом он подумал. — Но, скорее, орла.
— Орлы сюда редко залетают, не лесные они птицы — горные, а горы там, за Чертовыми горами, где мы не бываем.
— А почему вы их Чертовыми зовете? — наконец-то сообразил поинтересоваться я.
— А потому что их редко видно, а когда видно, то они, словно черточки на небе, черточками нарисованы… — ответил Староста очень просто.
А я мысленно ударил себя кулаком по лбу: догадывался же, что никаких чертей здесь быть не может — не та мифология. Лешие — пожалуйста, а черти из другой оперы. И мои «черт побери!» и «о черт!» — для местного народа не больше чем бессмысленное сотрясение воздуха.
Фрачная пара благополучно болталась на ветке, уже изрядно запылившись и пожухнув. Староста задрал на нее голову, но я прошел мимо к другому дереву. Все правильно — созрело! Я это на расстоянии почувствовал! Да ничего я не почувствовал — просто сколько уж можно созревать! Уж и кино кончилось, и Навы давно нет, а оно все зреет и зреет… Совесть надо иметь!..
Почка полностью раскрылась, и из нее, как громадный цветок, высовывалось то, что я узнал бы с любого просонья и бодуна, — полный драгоценной ношей рюкзак параплана. На другой ветке красовался второй такой же «цветочек». Похоже, я даже в бреду не мыслил себе параплана в одном экземпляре. Мы с Настёной всегда были в небе рядом. «Ох, Настёна, девочка моя… Значит, я и Наве в своем киношном бреду уготовил такую участь… Что ж, кому суждено утонуть, не разобьется…» Но я сейчас ясно ощущал, что вряд ли осмелюсь еще кого-то поднять в воздух. А за себя мне не страшно. Ничего хуже желаемого не случится.
— А это еще что? — заметил наконец направление моего взгляда Староста, до того с интересом разглядывавший мой предполагаемый свадебный костюм.
Это я, значит, собирался в таких костюмах с Навой в Небеса отправиться… Силен… Ну, хушь слезьми умиления лес поливай с параплана. Еще бы при этом не описаться, тоже от умиления. С впечатлительными натурами такое случается. М-да… Интересно, как бы Нава к этому проекту отнеслась?..
— Эй! — Староста дернул меня за руку. — Что это, говорю? Я еще в тот раз приметил странное, когда ты вернулся, да не до вопросов было тогда, а потом и запамятовал — дела-то вон какие развернулись.