Мишель в Адской Долине

Байяр Жорж

— Так оно и есть, — стоял на своем Пибрай. — Вор он, твой Саразини!

— Правильно! — поддержал его Сезарен. — Его после кражи цемента вышвырнули со стройки.

Или, по-твоему, ему для ремонта дома не нужен был цемент?

Но Рику не просто было сбить с толку. Он пожал плечами.

И все равно факт, что Режи считает себя обиженным, вот и несет про Саразини всякий вздор…

Мы сегодня пойдем рыбачить или нет? — подал голос Тео.

Ладно, пошли.

Ребята двинулись с площади. Беседа опять перекинулась на рыбалку и предполагаемый улов.

Как ни крути,

а для рыбы, которую я наловлю, твой футляр будет маловат! — закричал Пибрай, показывая на фотоаппарат.

Я, во всяком случае, хочу для начала сфотографировать мост. Сейчас как раз подходящее освещение, — спокойно ответил Мишель.

Да никуда он, твой мост, не улетучится! — хмыкнул Сезарен. — Он здесь с шестнадцатого века стоит, если нам не наврали в школе.

Может, он боится, как бы мост не рухнул, потому и торопится, — засмеялся Тео.

Ребята свернули с дороги на тропинку, ведущую к берегу. До Мишеля и Мартины доносились их голоса. На сей раз они спорили насчет того, где лучше рыбачить, — спорили с тем же пылом и страстностью, что и несколько минут назад, на площади…

Мишель расстегнул футляр, освободил объектив.

Мост действительно заслуживал внимания. Настил там был самым обыкновенным, поскольку уже давно находился под надзором Дорожного ведомства. Другое дело — парапет. Мост строился в те времена, когда по нему ездили широкие экипажи, поэтому по его сторонам находились каменные площадки, которые позволяли пешеходам, застигнутым врасплох какой-нибудь торопливой каретой, отступить в сторону, не рискуя свалиться в воду.

Подобные островки безопасности и по сей день встречаются на виадуках и в железнодорожных туннелях; они дают возможность смотрителю переждать проходящий поезд.

Но главной достопримечательностью капдезакского моста было то, что строители сделали парапет зубчатым. Так что пешеходу, вставшему внутрь зубца, не грозила опасность попасть под колеса проезжающей по мосту кареты.

— Это просто здорово! — восхитился, глядя на мост, Мишель. — Мартина, будь добра, встань в нишу, поближе к середине. На переднем плане у меня будут камыши, а на заднем — дубы и луг на другом берегу.

Мартина послушалась. Она уселась на парапет, слегка наклонившись к воде.

— Отлично! — крикнул Мишель. — Великолепная поза.

Он приготовился нажать на спуск… Но тут произошло нечто, отвлекшее его внимание от фотоаппарата.

На дорогу, прямо перед Мишелем, выскочил странный паренек с черными, как вороново крыло, волосами и очень смуглым лицом. Он возник из зарослей камыша, которые Мишель выбрал для первого плана.

— Эй! — крикнул ему Мишель.

Тот остановился. Из-за маленького роста трудно было определить его возраст: ему могло быть и двенадцать лет, и все пятнадцать. Одет он был в заплатанные, вылинявшие вельветовые штаны; непомерно длинные и широкие штанины явно были подкорочены. Довершала его наряд широкая рубаха непонятного цвета. При виде чужих людей паренек замер. На плече у него была удочка; Мишель заметил, что это просто длинная палка, слегка кривоватая. В руке мальчишка держал большое железное ведро с самодельной ручкой из проволоки.

Мишель

мигом сообразил, какую удачу сулит ему появление столь живописного статиста. Счастливый, он навел на него объектив, делая Мартине какие-то знаки, которые та не могла понять.

— Что тебе? — крикнула она.

В этот момент паренек обернулся. Заметив, что Мишель собирается снять его на пленку, он сделал какое-то непонятное телодвижение. Затем отскочил в сторону, нагнулся и запустил в фотографа камнем.

Мишель едва успел увернуться.

— Идиот! — крикнул он, раздосадованный не столько неожиданным нападением, сколько испорченным кадром.

А «идиот» уже удирал во все лопатки. Его широченные штаны так забавно мотались на бегу, что Мишель рассмеялся.

К нему робко подошла Мартина.

Что это за дикарь?

Вообще-то он прав. Фотографировать людей без их разрешения — это против правил.

Тогда почему ты не попросил разрешения?

Жалко было упустить такую возможность. Я ведь его все-таки щелкнул. Не знаю, что получилось. Иногда, бывает, везет… — Взглянув на экспонометр, Мишель добавил: — Ты, Мартина, иди принимай опять ту же позу!

В общем-то, мне позировать даже нравится, — пошутила девочка, подчиняясь.

Мишель сделал несколько снимков моста. Затем сфотографировал мальчишек, стоящих с удочками вдоль берега Тарна. Умудрился даже поймать момент, когда Рику вытянул из воды трепыхающуюся рыбину.

Все-таки отличная это вещь — малоформатная пленка! — воскликнул Мишель. — Целых тридцать шесть кадров в катушке, не надо каждую секунду перезаряжать аппарат.

Да, но ее нельзя проявить, пока всю не закончишь!

Ничего подобного! У меня в фотоаппарате — специальное приспособление для резки кадров. Сколько хочешь, столько и проявляй. Хоть один-единственный снимок.

Мартина, на которую эти технические подробности не произвели должного впечатления, промолчала. Пейзаж вокруг был в самом деле великолепным. Хотя солнце стояло уже высоко, начиная припекать, девочка вздохнула от восторга.

Как же здесь хорошо, как спокойно!..

Н-да… Если не считать грозы, которая состоялась именно пятнадцатого августа, и диверсии на плотине…

Пибрай отчаянно махал им рукой, приглашая, видимо, полюбоваться уловом. Мишель бросил вопросительный взгляд на Мартину — и понял, что такая перспектива ей совсем не по вкусу.

Пойдем домой?.. — для очистки совести поинтересовался он.

Понимаешь, мне эта рыбалка… — ответила девочка.

Ясно… Это ведь даже не подводная охота!..

Вот именно!

Они вышли на дорогу, ведущую к ферме. Было только десять утра, но деревня уже изнемогала от зноя. Ни на улице, ни на площади не было ни Души. Ставни в домах были по большей части закрыты, вход в дома преграждали шторы из бусин или из пластмассовых пластинок, которые, пропуская воздух, отпугивали мух. В тени платана с облезлой корой лежала в пыли собака.