Мишень (Сборник повестей)
Шрифт:
Лепетов вообще перестал что-либо понимать. Если она киборг, то их, наверное, кормят каким-то особым способом, быть может, таблетками или специальными инъекциями? Оболочка живой плоти, надетая на механический эндоостов, все равно должна получать какую-то подпитку, иначе живые ткани просто умрут...
"Вероятно, ее по каким-то причинам забыли или не смогли снабдить нужным количеством протеинов..." - подумалось Олегу, но легче от такой мысли не стало. Ледяное молчание, смутно уловимые черты в призрачном фиолетовом сумраке и этот пронзительный, голодный взгляд трудно было перенести, по крайней мере ему.
Более
Рука Лепетова сама потянулась к черствому куску хлеба. Он не колебался ни секунды, лишь внутри жило напряженное опасение, а вдруг это какой-то подвох?
Он взял хлеб, медленно поднес его к решетке, следя за тем, как ее взгляд неотрывно следует за его рукой, коснулся пальцами холодных шероховатых прутьев, и...
Она одним стремительным движением схватила протянутый ей кусок и отпрянула в темноту тупикового отростка коридора...
Минуту или две он не видел ее. В тупике, подле люка плавала густая, чернильная тьма, но, когда спустя пару минут оттуда вновь прорезался контур ее фигуры, в руках киборга было только оружие.
Она опять остановилась напротив его камеры, но теперь ее взгляд казался более осмысленным, словно он протянул ей не хлеб, а частицу каких-то жизненно важных воспоминаний, кусочек погибшей памяти...
Несколько секунд она смотрела на него, будто силилась что-то вспомнить, а затем едва слышно, запинаясь, прошептала:
– Меня... зовут... Эллен...
Олега словно током ударило. На секунду он даже онемел от изумления, а когда пришел в себя и открыл рот, чтобы ответить, ее уже не было у дверей камеры, только по гулкому покрытию металлического балкона звучали неровные, сбивающиеся с ритма шаги...
За весь остаток бессонной ночи она так больше и не зашла в его тупиковый отрезок коридора.
Стук дубинки о прутья решеток более не возобновлялся.
Глава 3
Разве могли они что-то обсуждать?
Олег хорошо понимал, что - нет. Да он и не собирался бунтовать. В этом бунте он не видел ни смысла, ни перспективы. Зачистка Диона состоится так или иначе, а его личная судьба, как отдельно взятого человека, тут не интересовала никого в принципе.
Как сказал тот однорукий офицер, каждый из них был волен выбирать собственную дорогу в ад - будь то короткий бросок через низенькие перила балкона или попытка выжить внизу...
Утром, едва под потолком "холла" зажегся свет, Олег, измученный, а еще больше - озадаченный событиями бессонной ночи, услышал, как со скрежетом открываются двери камер. Но теперь это не было всеобщим построением. Шум раздавался на том этаже, где сидел Лепетов. Топот ног, брань и окрики двигались по направлению к его камере.
– На выход!
Очевидно, в расчеты вчерашнего офицера вкралась какая-то ошибка. Очутившись на балконе, Олег обнаружил общество из шести заключенных и двух киборгов.
– Вперед!
Они гуськом потянулись по балкону, в середине которого располагалась решетчатая клеть грузового подъемника.
Пока клеть, подрагивая, ползла вниз, к нулевому ярусу,
Двое из шестерых мужчин произвели на него тягостное впечатление. Это было интуитивное предчувствие офицера, много работавшего с новобранцами.
У этих двоих отсутствовала явная худоба и землистый цвет кожи. Оба были небриты, впрочем, как и все остальные, но держались несколько особняком, сторонясь как киборгов охраны, так и своих собратьев по несчастью, из чего Олег сделал незамысловатый, но верный вывод - эти двое не являлись военнопленными. Они держались с подчеркнутой независимостью, и в их движениях, позах, мимике читалось презрительное пренебрежение к худосочным "скелетам из морозильников", как называли между собой военнопленных те, кто попал на "Эрадзию" не вследствие войны, а за какие-либо преступления.
Остальные четверо были схожи между собой и действительно худобой лиц смахивали на узников древних концлагерей. Объяснялось такое истощение просто: криогенные камеры, в которых транспортировали и "хранили" заключенных, как правило, являлись оборудованием "второго сорта", то есть побывавшим в употреблении, а во многих случаях даже списанным. Процессы низкотемпературного сна в таких условиях редко протекали как положено, и организму, чьи биохимические реакции были замедлены в тысячи раз, все же приходилось прилагать собственные усилия, восполнявшие сбои и неадекватную работу систем жизнеобеспечения. Как следствие - за пять-шесть лет такого сна организм доводил себя до состояния заметного истощения.
Клеть грузового подъемника с лязгом остановилась.
Сопровождавшие группу киборги распахнули сетчатые створки дверей и встали по бокам.
– Семнадцатая группа - прямо по коридору!– раздался в скрытом от глаз динамике интеркома чей-то не терпящий возражений голос.
Группа узников, двигаясь в затылок друг другу, втянулась в широкий тоннель, оканчивающийся массивными створами плотно сомкнутых ворот.
Шагая по коридору, Олег вдруг поймал себя на мысли, что продолжает думать о ночном происшествии, мысленно пытаясь угадать, куда же подевалась его новая знакомая. Откровенно говоря, он, коротая остаток ночи в мучительной бессоннице, думал, что она окажется среди тех четверых охранников, которые были обещаны каждой группе одноруким офицером...
Пока он размышлял, в створах ворот открылась небольшая дверь, за которой просматривалось пространство внутреннего космодрома с двумя ложементами стартовых катапульт.
Их группа под предводительством двух человекоподобных машин проследовала вовнутрь. Олег поймал себя на мысли, что в своем воображении он почему-то успел разграничить их по неравным категориям. Имел ли ночной инцидент какой-то здравый, практический смысл, или то была просто случайность, странный вывих неправильно установленной программы, - этого он не знал, но такова, видно, природа человека, а особенно человека, попавшего в условия, морально для него тяжелые, - душа, если она все еще жива, ищет малейшие отдушины в окружающем, пытается делать какие-то, порой нелепые, иллюзорные выкладки, лишь бы противопоставить что-то суровой реальности, смягчить ее, очеловечить...