Мисо-суп

Мураками Рю

— Ладно, мне пора. — Норико направилась было к выходу, но Фрэнк ее остановил:

— Одну секундочку. Всего лишь одну, — сказал он.

— В чем дело? — спросила Норико, усаживаясь.

— Я бы хотел тебя поблагодарить.

— Не стоит благодарности. Это моя работа.

— Нет-нет, я хочу тебе кое-что рассказать. Кое-что о нас, о людях… вернее, о той психической энергии, которая в нас заложена. Вот, посмотри сюда внимательно. Посмотри на мои указательные пальцы. — С этими словами Фрэнк сложил обе ладони, как для молитвы.

— Ну-ка смотри. Видишь, это мои указательные

пальцы — левый и правый. Они одной длины. Правильно? Во-от. А через тридцать секунд левый станет длиннее, чем правый. Смотри хорошенько. — Фрэнк согнул все пальцы на обеих руках, кроме указательных. Получилась фигура наподобие пистолета. Он сунул ее под самый нос Норико.

— Не отвлекайся. Сейчас ты увидишь, как мой левый палец начнет расти и расти, совсем как волшебный боб из сказки про Джека и бобовое дерево. Он будет вытягиваться все больше и больше, только ты должна сосредоточиться, чтобы это увидеть.

Я сидел сбоку от Фрэнка, Норико — прямо напротив него. Пистолет из пальцев почти упирался ей в лицо. А с моего места лучше всего было видно тыльную сторону правой ладони Фрэнка и его левое запястье. Рукав свитера слегка задрался, и я заметил, что на руке Фрэнка почти нет волос. Это меня насторожило. Кроме того, цвет кожи на запястье тоже был какой-то странный, не совсем естественный. Цвет густо наложенного тонального крема.

«Чего это он там замазал?» — размышлял я, впрочем, не забывая переводить Норико всю эту болтовню о Джеке и бобовом дереве.

Толстый слой крема не скрывал здоровенных рубцов на запястье Фрэнка. Сначала я подумал, что это татуировка, типа как у Ангелов Ада, когда они впрыскивают себе чернила под кожу.

Но потом я понял, что это не татуировка, и у меня волосы по всему телу встали дыбом. Это были зарубцевавшиеся порезы. Следы неудавшегося самоубийства. Одна моя знакомая три раза резала себе вены. На память об этом у нее осталось три рубца. Но запястье Фрэнка было так плотно покрыто шрамами, что три жалких рубца казались сущей ерундой. На промежутке сантиметра в два от ладони и вверх в свое время, похоже, было сделано несколько десятков длиннющих — на ползапястья — порезов. Я представил себе, как человек режет вены, но не умирает. Рана затягивается, и тогда он снова режет, уже по зажившему рубцу. А потом еще раз. И еще. И снова, раз за разом. От этой мысли меня замутило.

— Кенжи, ты куда смотришь? — донесся до меня голос Фрэнка. При звуке его голоса я вздрогнул от неожиданности и испуга. — Давай переводи. Норико вон ни черта не понимает, что я ей говорю.

Норико и вправду выглядела несколько обалдевшей. Глаза ее были слегка расфокусированы. На висках вздулись и пульсировали вены.

— Ты все забудешь. Ясно тебе? Как только выйдешь на улицу, сразу же все забудешь.

Но я перевел все по-своему. Перевел с точностью до наоборот. Я сказал загипнотизированной Норико, что она никогда не забудет то, что с ней произошло.

— Признавайся, Кенжи. Ты ведь не смотрел на мои указательные пальцы, — грозно заявил мне Фрэнк и вдруг схватил Норико за плечо. Потом громко сказал: — Я люблю тебя.

Эта фраза привела девушку в чувство. Вежливо попрощавшись, она вышла

из заведения на улицу. Фрэнк усмехнулся и, взглянув на меня, снова спросил:

— Кенжи, куда ты там смотрел?

Норико уже давно исчезла за дверью, а я все сидел, как побитый, пока наконец не выдавил из себя:

— Никуда.

На большее меня не хватило, хотя я очень старался. От напряжения у меня даже голос сел. Мне было ужасно не по себе. Я вообще терпеть не могу все эти сверхъестественные способности типа гипноза и тому подобное. И если вас интересует мое мнение, то нет зрелища отвратительней, чем полностью потерявший волю человек под гипнозом. Собственно говоря, именно поэтому я до сегодняшнего дня ни разу не видел загипнотизированных людей. Норико была первой.

— Я смотрел на Норико… Мне до этого не приходилось видеть загипнотизированных людей, — сказал я то, о чем только что подумал. Голос у меня дрожал. Но теперь мой страх перед Фрэнком можно было выдать за восхищение его экстраординарными способностями.

Правда, я не знал, как сказать по-английски «загипнотизированных», так что мне пришлось спросить об этом у Фрэнка. Фрэнк почему-то ответил мне с сильным британским акцентом, которого я раньше у него не замечал.

— Фрэнк, я не понимаю, — сказал я.

— Чего ты не понимаешь?

— Я не понимаю, зачем тебе платить деньги проститутке, если ты можешь любую женщину в два счета загипнотизировать и сделать с ней все что угодно.

— Это не так просто, как кажется, — ответил Фрэнк. — На улице, например, этот фокус не пройдет. В гипнозе ведь главное сосредоточиться как следует, иначе ничего не выйдет. А на морозе особо не сосредоточишься. В домашних условиях, конечно, легче сконцентрироваться, и женщина действительно будет делать все, чего ты от нее захочешь. Только, во-первых, все время надо следить, чтобы она не вышла из состояния гипноза, а во-вторых, никакого удовольствия от секса с зомби получить невозможно. Так что я предпочитаю проституток.

Официант с пирсингом в носу и на губе принес нам листочки с окончательным ответом девушек. Обе они выбрали последний вариант: «Давайте пока останемся здесь. Выпьем., поговорим и решим, что делать дальше. Все зависит от вас».

— Хотите пересесть за столик попросторней, чтобы девушкам было удобно? — спросил официант. — Правда, вам придется еще раз заплатить за место и напитки. Не возражаете?

Я перевел.

— Ничего не поделаешь, — грустно сказал Фрэнк. И мы с девушками перешли за четырехместный столик.

Девушку номер один звали Маки, номер два представилась нам как Юко. Маки сказала, что работает на Роппонги в элитном баре клубного типа, а сегодня наконец-то взяла выходной и решила немного поразвлечься в Кабуки-тё.

— У нас в баре, — хвалилась Маки, — уже только за то, чтобы посидеть рядом, клиент платит девушке от шестидесяти до семидесяти тысяч.

Было сразу видно, что она бесстыдно врет. Какой там элитный бар? Кто бы ее туда пустил с таким макияжем, произношением и манерами? Наверняка бедняжка работает в каком-нибудь захудалом стриптиз-баре по соседству, но в душе, разумеется, мечтает об элитном заведении.