Мисс Никто
Шрифт:
Осень обернулся:
— Жалею, и всегда буду жалеть — ты же знаешь. Ты чудо, которого не должно было быть — леди Холмов никогда не выбирают в спутники нефейри. Но ты есть, и ты заслуживаешь лучшего.
Он вернулся к плите и достал кофемолку. Ник прикусила губу — интересно, а можно ли заморозить кофе и потом, ночами, под плач навзрыд его разогревать и пить?
После, помыв посуду, он ушел прочь.
Автодом, чуть покачиваясь, принялся набирать ход. Ник, заморозив блинчики, с чашкой кофе направилась в кабину. Осень знал, что она придет — обогреватель был включен на полную. И даже плед лежал на сиденье, просто на всякий
— Осень…
— М…? — он не говорил «аюшки», но ведь это и неважно.
— Нам все равно придется работать вместе.
— Ник…
— Я хочу верить, что ты уникальная снежинка, но понимаю, что это далеко не так.
— Однако…
Ник уверенно продолжила:
— Пять лет никто не соблюдает Пакт. Пять лет как вампиры якобы из лучших побуждений проводят инициации. Никто не контролирует — кого и насколько добровольно вампиры обратили. Все привыкли, что ветераны валом валят в вампирские кланы. А под клятвой на крови не пожалуешься и даже не возразишь. Сколько на самом деле пошли на вампиризацию добровольно, а сколько, как ты, нет? Сейчас же как? Стал вампиром — ааа, точно-точно, продался за регенерацию… Только нужна ли она была?..
Джонс почти безнадежно сказал — видимо понимал, что отговорить не удастся:
— Ники… Не лезь в это дело.
— Осень, ты же понимаешь, что я ловец. Я не остановлюсь.
— Ники, все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
— Удиви.
Он бросил косой взгляд на неё:
— Ники, в разработке вампиров не только люди, а еще и оборотни.
— Пфф, а то я не догадываюсь? Мир хрупок, и, быть может, скоро снова рванет. Это особенно заметно в Либорайо.
Он удивленно приподнял бровь:
— Даже так? В Либорайо еще все хорошо.
Дом медленно вползал в небольшой серый городок. Вдоль пустых улочек лежал грязный от печного дыма снег. Серое небо, серые дома, серые прохожие — тут выживать было трудновато. Поди один или два всего стража на весь городок.
Осень приглядывался, что-то явно ища. Что именно Ник не могла понять, а потому просто сказала свои замечания:
— Осень… В Либорайо полно межвидовых парочек. Но всегда это избалованный женским вниманием оборотень и человеческая женщина, иногда не одна. Оборотницы, может, пока и рады делать карьеру, о которой никогда и не могли и мечтать, но рано или поздно до них дойдет — все подходящие им пары заняты — и заняты человечками. Это одна сторона проблемы. А с другой стороны, есть люди. Ветераны, прошедшие горнило войны, ветераны, потерявшие юность, ветераны, продавшиеся за здоровье. Они добровольно или не совсем стали вампирами, в надежде вернуть утраченное — молодость, внимание девушек… И что же они обнаружили?
Осень припарковался у одноэтажного здания с надписью «Почта».
Ник молчала, и Джонс сам сказал:
— Они обнаружили, что вампирские женщины ими не интересуются, им хватает внимания своих высших вампиров, а человеческие девушки их боятся и избегают.
— Девушек для ветеранов нет. И виновны в этом оборотни.
Осень тяжело опустил голову на руль:
— Прошу, не лезь в это дело, Ник. У Переса твоя кровь — мне пришлось набрать её в больнице. Как ты думаешь, я тебя нашел?
— Осень, а то я не знала этого. Но будет же бойня — вампиры не зря подгребают под себя людей. Руками обращенных будут уничтожены оборотни. Этого нельзя допустить. Как и насильственной вампиризации. Как и наглого стирания оборотнями
— Я понял тебя — ты не отступишь.
— Я останусь в Либорайо. Что-то же надо делать.
— Тогда… — Осень качнул головой в окно и протянул смятую банкноту, — почта. Можешь отправить Росси открытку — он эту осень места себе не находил от беспокойства. Открытку доставят всяко раньше, чем мы доедем.
Ник потянулась к нему, целуя в щеку:
— Ты умница. Ты большая умница! — она выскочила из кабины и понеслась на почту.
— Это просто ты привыкла жить одна — сама приехала, сама уехала, и даже не подозреваешь, что оставила за спиной. — Он встал из-за руля и отнес в мойку чашку из-под кофе.
Это был какой-то новый, неизвестный до этого Арну сорт мазохизма. Быть рядом с ней. Засыпать рядом с ней. Просыпаться рядом с ней. Ну и пусть, что в гостиной на диване. Все равно слишком близко. Даже сутки напролет за рулем не спасали. Она была рядом — то на расстоянии вытянутой руки, то далеко, но что значат расстояния для вампира? Один прыжок, и она уже бьется в твоих объятьях. Если сорвешься, конечно. Здесь все пахло ею. Он тоже пропитался её ароматами — капелька сирени и еще что-то совсем неуловимое, чему нет названия в человеческом языке — люди не пьют кровь.
Это было до боли одуряюще. Она приноровилась даже спать в кабине, пока он сидел за рулем, медленно сокращая расстояние до Либорайо. Либорайо, которое все изменит.
Как-то в полночь он не выдержал. Припарковал дом на обочине, убедившись, что Ники крепко спит. Вышел в холл и шепотом позвал:
— Дом!
Дом притворился, что его нет.
— Я же знаю, что ты разумен. Ответь.
Дом молчал.
Осень пожал плечами:
— Ты же понимаешь, что еще один-два таких дня, и я сорвусь? Я же руками и ногами, и даже клыками вопьюсь в тебя, желая лишь одного — остаться тут. Короче. Хватит со мной играть — я знаю, что ты перемешаешься несколько иначе, чем колесами по земле… Давай-ка возвращаться в Либорайо. Или я вцеплюсь в тебя, и все закончится плачевно — сюда придет Перес. Ты этого хочешь?
Дом этого не хотел. Мигнул за окнами свет, тьма, а потом неон с неспящих улиц Либорайо затопил пространство дома.
— Умница, дом. Не бойся. Сейчас я подключу тебя в этом элитном, мать его за ногу, кемпинге. И уйду… Береги её.
Дом молчал. Осень дернул плечом и снова позвал:
— Ден Стюард… Вылезай. Я знаю, что ты тут. Не бойся, уничтожать не буду. И ругать не буду.
Молодой зомби виновато вылез из встроенного в стену шкафа:
— Я ничего не мог поделать с лордом Тамиором — я тогда только-только пришел в себя из-за его магии. Он оживлял Холм, я случайно ему попался… Очнулся, и вот… Не мое место силы. Будь это площадь перед кампусом, я бы смог противостоять… Тамиор… Он как преподаватель был бесподобен, правда, ходили о нем слушки, что терпеть не может непослушания… Я не знал. Да и предупредить не мог. Я же немножко мертв.