Мисс Пятьдесят Штатов
Шрифт:
— Вы были настолько близки?
Детина засопел.
— Надо было покончить с этим раньше, — заявил он. — Сперва эта «Вишневая Королева Монтгомери», потом «Картофельная Принцесса Сибаго», «Яблочная Милашка Макинтоша»... Я все думал, она угомонится, но эти победы только вскружили ей голову. — Похоже, детина был в отчаянии. — Вы хоть понимаете, чем чреват для неё выигрыш этого конкурса?! Она станет знаменитостью, сведет дружбу с разными там толстосумами и видными людьми, сменит пять-шесть мужей, и все, спеклась старушка Гретхен. И ведь на диете будет сидеть беспрерывно, а это вредно
— Нет, пока размышляю.
Детина вскочил и подался ко мне.
— Мистер Уокер, если вы выберете Гретхен, я вас убью, честное слово. Мне и жить-то тогда незачем будет. — Он остановился на пороге и добавил: — Последний раз, когда я палил из дробовика по глиняным тарелочкам, расколотил девяносто девять из ста.
Все-таки один раз он промазал. Это внушало некоторый оптимизм.
Когда детина удалился, я решил, что не помешало бы промочить горло, и наполнил бокал. Мгновение спустя в дверь опять постучали.
На сей раз пришла Оливия. Я высунул голову в коридор и огляделся.
— Где ваша наставница?
Оливия передернула плечами.
— Гостиничный врач дал мне снотворных пилюль, а я случайно опрокинула стакан с молоком, и пришлось принести наставнице другой. — Она прикрыла дверь, и мгновение спустя я с удивлением обнаружил, что мы с Оливией бок о бок сидим на диване. От её иссиня-черных волос исходил какой-то терпкий и, казалось, задиристый аромат.
Она чуть ощерила белые зубки.
— Мистер Уокер, я заметила, что вам, человеку ученому, нравятся женщины с мозгами, наделенные немалым дарованием. Какого вы мнения о моей картине?
Поскольку в рамках конкурса оценивалась не только наружность, но и всевозможные таланты, Оливия представила свое живописное полотно. Я не исключаю, что на нем мог быть изображен залитый лунным светом мост. Назывался этот шедевр «Над пропастью держи».
Художница придвинулась ещё ближе.
— Вы были так добры к нам. Не знаю, как остальные, но я очень вам признательна. — Ее пальчики принялись ползать по моему затылку. — Я буду благодарна за любую, даже самую пустячную услугу, которую вы окажете мне завтра, мистер Уокер. Так благодарна! — Она заглянула в мои глаза; уста её были все ближе, как, впрочем, и остальные части тела.
Я вовремя вспомнил о своих предках-пуританах и проворно вскочил с дивана.
— Вот что, юная дамочка, — строго проговорил я, — ничего у вас не выйдет.
Несколько секунд Оливия пристально смотрела на меня, потом передернула плечами.
— Ладно, тогда поговорим начистоту. Это я прислала записку, и каждое слово в ней — святая правда!
Усомнившись в святости этой правды, я шагнул к телефону.
— Что ж, я вызываю полицию.
Оливия усмехнулась.
— Валяйте, коли есть охота. Я просто ото всего откажусь. Ваше слово против моего. — Ее глаза сверкнули. — Короче, если завтра я не стану «Мисс Пятьдесят Штатов», считайте себя покойником.
С этими словами Оливия выскочила за дверь и была такова.
Спустя четверть часа, когда я трудился над вторым бокалом, в дверь снова
— Скромный дар за все, что вы сделали для маленькой беспомощной старушки Мелиссы, — объявила она. — Очень хороший «бурбон».
— Где ваша наставница? — будто попугай, повторил я.
— Эта милашка дрыхнет без задних ног. Выпила молока и отключилась. — Мелисса поставила бутыль на стол. — Сейчас мы с вами бражничать не будем. Я знаю правила и не хочу, чтобы меня обвинили в попытке воздействовать на судью. Поэтому прибережем бутылочку, а завтра отметим нашу победу, если мне каким-либо образом удастся стать «Мисс Пятьдесят Штатов». — Она уставилась на меня своими зелеными глазищами. — Знаете, вы такой изысканный, образованный. Вы напомнили мне моего дядюшку Дэвида. Он пишет стихи и печатается в «Тускачи-кларион», рядом с колонкой редактора. — Ее пальчики принялись исследовать лацканы моего пиджака, как пальцы слепого — специальную книжку.
— Юная леди, — твердо заявил я (возможно, с некоторым опозданием), — лестью меня не возьмешь. Я не падок ни на нежности, ни на посулы оных, и моя судейская беспристрастность непоколебима.
Последовало недолгое молчание. Через несколько секунд Мелисса холодно улыбнулась и сказала:
— Думаю, я поступила правильно, начав с пряника. Хотите кнута — что ж, пожалуйста! Это я прислала записку, понятно, старый хрыч? И у меня в роду уже были убийцы. Моя внучатная тетушка Феба пристрелила капитана армии янки, который ввалился в её будуар в одном исподнем!
Она шагнула к двери, остановилась и попыталась придать своей ухмылке толику былой теплоты.
— Бутылку можете оставить себе. И подумайте хорошенько. Еще не все потеряно. Завтра вечером мы могли бы ох как крепко подружиться.
Мелисса ушла, и менее чем через десять минут я был вынужден вновь распахнуть дверь. Честно говоря, я думал, что увижу Гретхен, но за порогом стоял долговязый парень с растрепанной рыжей шевелюрой.
— Ага, — сказал я. — Надо полагать, вы тоже хотите меня убить?
Парень захлопал глазами.
— Не хочу я никого убивать. Я — человек мирный. Когда нет войны, конечно.
— Вы меня очень ободрили. Чем могу быть полезен?
— Я был бы весьма признателен, сумей вы вернуть мне мою картину.
— О какой картине вы ведете речь?
— "Над пропастью держи".
— Она принадлежит вам?
— Не только. Это картина моей кисти. Я одолжил полотно Оливии, но тогда мне ещё было невдомек, что оно ценное.
— Погодите-ка. Значит, автор картины — не Оливия?
— Нет. Картину написал я. И мне только что предложили за неё пятьсот долларов, а от таких предложений не отказываются. Но Оливия говорит, что продержит полотно у себя целый год, пока будет носить титул «Мисс Пятьдесят Штатов», а потом — хоть потоп. Ей плевать, станет ли известно имя настоящего автора.
— Она знает, что вы пошли ко мне?
— Нет. Грозилась убить меня, если я так сделаю, но пять сотен — это пять сотен, — ответил парень и с легкой тревогой добавил: — Ведь вы не думаете, что она и вправду меня убьет?