Миссис Дэллоуэй. На маяк

Вулф Вирджиния

Как долго ходил к нему доктор Холмс?

Шесть недель.

Прописал немного бромида? Сказал, что все в полном порядке? Ясно. (Ох уж эти семейные терапевты, подумал сэр Уильям. Половина его времени уходила на то, чтобы исправлять их промахи. Иные были непоправимы.)

– Вы достойно исполнили свой долг на войне?

Пациент повторил «на войне» с вопросительной

интонацией.

Придает словам символический смысл. Серьезный симптом, запишем на карточке.

– На войне? – переспросил пациент. Европейская война – мелкая стычка школьников с пугачами. Исполнил ли свой воинский долг достойно? Он уже не помнит. На войне он потерпел поражение.

– Да, очень, – заверила Реция. – Его даже представили к званию.

– И в конторе вас тоже высоко ценят? – пробормотал сэр Уильям, покосившись на письмо не скупившегося на похвалы мистера Брюера. – Значит, беспокоиться не о чем – никаких финансовых тревог у вас нет?

Он совершил ужасное преступление и приговорен к смерти самой человеческой природой.

– Я… я… – начал Септимус, – совершил ужасное…

– Ничего плохого он не сделал! – перебила Реция.

Если мистер Смит обождет, сказал сэр Уильям, он поговорит с миссис Смит в соседней комнате. Ее муж болен очень серьезно, сообщил сэр Уильям. Он не грозился покончить с собой?

Да, вскричала она, но ведь это всего лишь слова! Конечно, согласился сэр Уильям, ему просто нужно отдохнуть – как следует отдохнуть, нужен длительный постельный режим. За городом есть уютное место для отдыха, где ее мужу обеспечат прекрасный уход. Вдали от нее? К сожалению, да: когда мы болеем, присутствие людей, которые заботятся о нас больше всех, не приносит пользы. Но ведь он не сошел с ума? Сэр Уильям ответил, что о сумасшествии речь не идет. Он называет это отсутствием чувства меры. Муж не любит докторов, он откажется ехать. Кратко и доступно сэр Уильям объяснил ей положение дел. Раз муж грозился покончить с собой – другого выхода нет. Таков закон. Он будет лежать в постели в красивом загородном доме. Медсестры там превосходные.

Сэр Уильям будет навещать его раз в неделю. Если у миссис Уоррен Смит больше вопросов нет – он своих пациентов никогда не торопит, – то им пора вернуться в приемную. Вопросов у нее не возникло – по крайней мере к сэру Уильяму.

И они вернулись к самому достойному человеку на земле, к обвиняемому, представшему перед судьями, к жертве, вознесшейся ввысь, к беглецу, к утонувшему моряку, к сочинителю бессмертной поэмы, к Господу, преступившему смертную черту, – к Септимусу Уоррену Смиту, который сидел в кресле под стеклянным потолком, разглядывая фотографию леди Брэдшоу в придворном платье и бормоча снизошедшие на него откровения о красоте.

– Мы побеседовали кое о чем, – начал сэр Уильям.

– Доктор говорит, ты очень, очень болен! – вскричала Реция.

– Мы решили поместить вас в лечебницу, – сообщил сэр Уильям.

– К доктору Холмсу? – презрительно усмехнулся Септимус.

Молодой человек производил неприятное впечатление. Сэр Уильям, чей отец был лавочником, испытывал понятный пиетет к манерам и одежде, поэтому убогость его раздражала; кроме того, сэр Уильям не имел времени на чтение книг, поэтому в глубине души таил обиду на прециозных типов, которые приходят к нему на прием и смотрят свысока на докторов, чья профессия сопряжена с постоянной и весьма сложной интеллектуальной нагрузкой.

– Нет, в мою, мистер Уоррен Смит, – проговорил сэр Уильям, – где мы научим вас отдыхать.

Оставалось еще кое-что. Он совершенно уверен: находись мистер Уоррен Смит в добром здравии, он ни в коем случае не стал бы пугать свою жену и говорить о самоубийстве.

– Все мы порой хандрим, – заметил сэр Уильям.

Стоит упасть, повторял себе Септимус, и человеческая природа возьмет верх. Холмс и Брэдшоу возьмут верх. Они рыщут по пустыне, с воплями исчезают в дикой глуши. Они применяют дыбу и тиски для больших пальцев. Человеческая природа безжалостна.

Конец ознакомительного фрагмента.