Миссия России. В поисках русской идеи
Шрифт:
Да, царь, узнав о кончине владыки, срочно приехал в Воронеж и лично нес гроб в день погребения 4 декабря, но кажется, что в этой процессии Петр прощался и с чем-то в самом себе – что-то и в нем теперь умерло. Потому еще после похорон перед ближайшим своим окружением царь как-то пронзительно проговорил: «Не осталось у меня такого святого старца».
Святой Александр Невский – покровитель новой столицы
Царь лично нес мощи князя по улице строящегося города.
Сам заложенный в 1703 году Санкт-Петербург был вообще-то назван в честь другого святого – апостола
Тем поразительнее, что царь освящает будущий город перенесением сюда мощей одного из самых «антизападных» наших святых! Александр Невский за 500 лет до Петра распознал в Западе угрозу, которая может заставить нашу страну потерять собственное лицо. Петр, по слову Пушкина, поднимая «Россию на дыбы» и разворачивая ее на Запад, как раз и начал переписывать лик России, вольно или невольно.
В 1712 году в Санкт-Петербурге началось строительство Александро-Невской лавры. Память о перенесении мощей Невского в Петербург – единственный новый, появившийся при Петре, церковный праздник. Канонизации святых при этом царе останавливаются.
Яркий знак новой эпохи: метаморфоза в иконописном образе самого князя Александра. Перед смертью он принял постриг с именем Алексей, и именно в монашеском облачении его и заведено было писать на иконах. Но такой образ князя, видимо, не вязался с новой идеологией (к тому же Петр, полагают, не принимал монашества – не видел в нем смысла). Ему нужен был другой образ Невского – непобедимого князя-государственника.
15 июня 1724 года царь издал указ, которым запрещал писать Невского в мантии и велел изображать его исключительно в латах князя. И в этом – красноречивый символ разворота в управлении страной, в понимании самого Петра и согласно особенностям его религиозности. Похоже, богом царя Петра была его страна.
Богу – и богово и кесарево
В 1712 году Петр гостил в немецком Виттенберге, на родине отца протестантизма Лютера – им молодой русский царь искренне восхищался. Побывав у гробницы Лютера в соборе, на дверях которого были вывешены когда-то первые протестантские тезисы, Петр пошел в монастырский двор, где Лютером была публично сожжена папская булла. Стоя там, он сказал:
«…он на папу и на все его воинство наступил для величайшей пользы своего государства и многих князей, которые были поумнее прочих».
В этих словах – декларация мировоззрения царя: ведь и Петр всю свою жизнь мыслит «для пользы государства».
Влюбленность Петра в европейскую цивилизацию, похоже, все-таки была прагматичной: он хотел использовать Запад для пользы родины, которую любил больше и сильнее и в жертву которой готов был принести все. При Петре, наверное, впервые в нашей истории идея служения Отечеству становится важнее идеи служения Богу. Это прежде было «кесарю – кесарево, Богу – богово», теперь остался лишь один вид послушания: царю!
Прежние идеалы русского самодержавия, при котором народ и царь взаимно служат друг другу, и вместе – Богу, растаяли. Режим Петра – это подлинная диктатура. Он выстраивает, как сказали бы сегодня, полицейское государство, и власть монарха понимает уже в духе западного абсолютизма –
Впрочем, в почти религиозной вере в государство, в понимании примата государства надо всем Петр и Сталин видятся схожими. Сталин говорил, что люди – это «винтики в государственной машине, обеспечивающие ее работу». Они играют лишь вспомогательную роль, а главное – сама машина. Петр, вероятно, считал так же. И больше того – возможно, и себя он считал винтиком в этой машине. Однажды он пошел проверять казармы, а караульный не пропустил его, потребовав пароль. «Какой пароль? – удивился Петр. – Я же царь!» – «Знаю, что ты царь, но ты же сам приказал спрашивать у всех пароль». Петр похвалил солдата и дал ему рубль.
Петр подчиняет всех и все государственным интересам. При правильном рассуждении это могло бы вылиться в большую и долгосрочную пользу для страны, но под каток петровской системы управления попадает и Церковь – в этом состоит одна из самых непростительных петровских ошибок, выстрел в будущее, который настигнет страну через два столетия.
Духовная революция Петра
Пресловутое пушкинское «окно в Европу» стало главным штампом о Петровской эпохе, только все больше историков спрашивают, надо ли было «рубить окно» туда, куда и так все двери были нараспашку?
Еще в Киевской Руси княжны выходили замуж за европейских королей, Новгород прочно входил в союз торговых европейских государств наряду с Лондоном и Бременом. Иван III женился на приехавшей из Рима Софье Палеолог, при нем же итальянцы построили для нас Московский Кремль. Многие из них так и осели под Москвой, оставив на карете названия Фрязино, Фрязево, Фряново. Через сибирскую Мангазею шла оживленная торговля пушниной и лесом с Западом. Дипотношения с Англией у нас были еще с Ивана Грозного, а Немецкая слобода появилась еще при Алексее Михайловиче – в ней, кстати, родился Пушкин и в своей юности обожал проводить время Петр I.
Не во всю Европу, а именно в протестантскую Северную Европу, Петр «рубил окно». Под протестантским влиянием он и начнет свою Русскую Реформацию.
После смерти патриарха Адриана в 1700 году царь подчиняет Церковь себе. Не сразу, постепенно, но настойчиво сжимая свободную по природе Церковь в государственных тисках, заставляя и ее быть «винтиком в государственной машине».
Сперва Петр назначает местоблюстителя патриаршего престола – выходца с Украины, одного из образованнейших людей своего времени – епископа Стефана Яворского. Незадолго до того, еще при жизни патриарха Адриана, он говорил в присутствии царя проповедь и очень его впечатлил.
Полагают, Петру нравилась и биография Стефана: он прожил много лет среди католиков, учился во Львове и Люблине, был униатом, потом принес покаяние. Правда, будущий епископ вынес из католических школ вместе с западным образованием и стойкую нелюбовь к протестантам, и аргументы полемики с ними. Петру это откроется не сразу – пока он считает Стефана человеком с симпатичного ему Запада, никак не связанным с «московской стариной», с которой Петр уже наметил рвать все взаимодействия.
Отношения Петра и Стефана – это зеркало той постепенной духовной метаморфозы, которая в течение 20 лет совершается в душе царя и (его руками) в стране.