Миссия Шута

Хобб Робин

Не думаю, что остальные члены маленького сообщества сумели связать очевидные факты воедино. Я представился как Том, и они меня так и называли, даже Холли и Рольф. Я молил всех святых, чтобы мир продолжал считать Фитца погибшим и похороненным.

– Значит, они знали, – проговорил Шут. – Кое-кто, по крайней мере, понимал, что Фитц, бастард Чивэла, не умер.

Я пожал плечами, удивившись тому, что старое слово, даже произнесенное Шутом, причиняет мне боль. Мне казалось, что прежние обиды остались в прошлом. Когда-то я думал о себе только как о бастарде. Но с тех пор миновало много времени, и я сумел понять, что человек становится таким, каким сам себя делает, и не важно, кем он родился. Неожиданно я вспомнил, как удивилась

колдунья Джинна, глядя на мои разные ладони. Я удержался от того, чтобы на них взглянуть, и вместо этого налил нам обоим еще чая из эльфовской коры. Потом отправился в кладовку поискать чего-нибудь, что поможет прогнать горечь во рту, взял бутылку с остатками бренди из Песчаного Края, но тут же поставил ее на место. Мне удалось отыскать кусок сыра, немного подсохший, но еще ароматный, и краюху хлеба. Мы не ели с самого утра, и теперь, когда головная боль начала отступать, я почувствовал, что страшно проголодался. Шут, похоже, тоже. Я резал сыр, а он взялся за хлеб.

Моя история, словно незаконченная сеть, повисла в воздухе между нами.

– Я ничего не мог поделать с тем, о чем они догадались, а о чем нет, – вздохнув, проговорил я. – Мы с Ночным Волком нуждались в их знаниях. Только они могли научить нас тому, что нам было необходимо.

Шут кивнул и, положив кусок сыра на хлеб, принялся есть. Он ждал продолжения.

Слова давались мне с трудом. Я не люблю вспоминать тот год. Однако мне удалось многому научиться не только благодаря урокам Рольфа, но и просто потому, что я жил среди них.

– Рольфа нельзя назвать лучшим из учителей. Он отличается вспыльчивым, нетерпеливым нравом, особенно когда приближается время еды. Он частенько сердился, ворчал, а порой даже рычал, возмущаясь моей непонятливостью. Он просто не мог поверить, насколько мало я знаю о традициях и обычаях представителей Древней Крови. Думаю, он считал меня плохо воспитанным грубияном. Мои «громкие» разговоры при помощи Уита с Ночным Волком портили охоту другим животным, связанным с людьми. Я не имел ни малейшего представления о том, что мы должны при помощи Уита сообщать о своем присутствии, если мы переходим на чужую территорию. В Баккипе я вообще не слышал о существовании поселений, где живут люди, обладающие Уитом, не говоря уже о том, что у них имеются собственные правила и законы.

– Подожди, – перебил меня Шут. – По-твоему получается, что обладатели Уита могут делиться мыслями с себе подобными так же, как те, кто владеет Скиллом. – Казалось, это предположение привело его в страшное возбуждение.

– Нет, – покачав головой, сказал я. – Тут несколько иначе. Я могу почувствовать, если другой человек, обладающий Уитом, разговаривает со своим животным… если они не соблюдают осторожность и общаются открыто, как это делали мы с Ночным Волком. Тогда я узнаю, что кто-то пользуется Уитом, но не смогу услышать мысли, которыми они обмениваются. Это все равно что перебирать струны арфы. – Я грустно улыбнулся. – Так Баррич следил за мной, чтобы убедиться, что я не пользуюсь Уитом, когда он понял, что я им обладаю. Сам он никогда к нему не прибегал и закрывался от животных, которые пытались с ним связаться. Именно по этой причине он довольно долго не знал о моих способностях. Он поставил стену против Уита – так же точно Верити научил меня защищаться от Скилла. Но, узнав про мой Уит, он разрушил свою стену, чтобы приглядывать за мной. – Я замолчал, увидев удивление в глазах Шута. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Не до конца. Впрочем, достаточно, чтобы кое-что для меня прояснилось. Но… ты можешь слышать, как животное разговаривает с человеком, обладающим Уитом?

Я снова покачал головой и чуть не рассмеялся, такое недоумение отразилось на лице сбитого с толку Шута.

– Все это кажется мне таким естественным, что мне трудно подобрать понятные для тебя слова. – Я ненадолго задумался. – Представь себе, что мы с тобой говорим на языке, известном

только нам двоим.

– Может быть, так и есть, – предположил Шут, улыбнувшись.

Я упрямо продолжал:

– Мысли, которыми мы делимся с Ночным Волком, это только наши мысли, как правило не доступные никому из тех, кто пользуется Уитом. Ну, что-то вроде нашего собственного языка. Рольф научил нас направлять их только друг другу, а не сообщать всему миру, что мы обладаем Уитом. Другой человек может узнать о нашем существовании, если будет специально прислушиваться к нам, но сейчас наши разговоры смешиваются с другими, по всему свету.

– Значит, говорить с тобой может только Ночной Волк? – нахмурившись, сделал вывод Шут.

– Я слышу Ночного Волка четче и яснее всех остальных. Иногда мне удается уловить мысли другого существа, не связанного со мной, но мне всегда трудно их прочитать. Как будто беседуешь с человеком, который говорит на иностранном, но очень похожем на твой родной языке. Ты размахиваешь руками, постоянно повторяешь одно и то же, начинаешь кричать, а потом угадываешь суть без деталей. – Я замолчал, но через некоторое время продолжил: – Мне кажется, легче понять другое животное, если оно связано с человеком через Уит. Как-то раз ко мне обратился медведь Рольфа. И хорек. И Ночной Волк с Барричем… мне кажется, Барричу это совсем не нравилось, но он открылся волку, когда я сидел в тюрьме Регала. Они не слишком хорошо понимали друг друга, но им удалось придумать способ спасти мне жизнь.

Я некоторое время бродил по коридорам памяти, затем заставил себя вернуться к прерванному рассказу:

– Рольф обучил меня основным законам Древней Крови, но терпимостью и мягкостью он не отличался. Он нередко принимался ругать нас за ошибки прежде, чем мы понимали, что совершили их. Ночной Волк относился к нему спокойнее, возможно, потому, что лучше меня понимал иерархию стаи. Думаю, я с трудом воспринимал уроки Рольфа, поскольку был уже взрослым человеком. Если бы я пришел к нему юношей, я, наверное, слепо принял бы его грубые методы обучения. Весь мой предыдущий опыт заставлял меня отвечать насилием любому человеку, ведущему себя по отношению ко мне агрессивно. Мне кажется, в первый раз, когда я довольно резко ответил Рольфу, который принялся бранить меня за какую-то ошибку, он испытал настоящее потрясение. Остаток дня он вел себя холодно и отстраненно, и я понял, что мне придется держать себя в руках, если мы хотим чему-нибудь у него научиться.

Так я и делал, но меня постоянно преследовало ощущение, будто я снова учусь контролировать себя, и должен признаться, мне частенько приходилось сдерживать свой гнев. Упреки в том, что я, дескать, тугодум, возмущали меня не меньше, чем его – мой «человеческий образ мышления». Порой Рольф напоминал мне мастера Скилла Галена, и тогда он казался мне таким же узколобым и жестоким, в особенности когда принимался презрительно рассуждать о том, какое отвратительное образование я получил среди тех, кто не обладает даром Уита. Мне страшно не нравилось, что он так говорит о близких мне людях. Я также знал, что он считает меня подозрительным и недоверчивым, поскольку я многое от него скрывал и никогда не снимал барьера, которым от него отгородился.

Рольф хотел как можно больше знать о моем детстве, постоянно спрашивал, что я помню о своих родителях и когда впервые почувствовал, что обладаю Древней Кровью. Мои скупые ответы его не удовлетворяли, однако я не мог вдаваться в подробности из опасений выдать свои тайны. То малое, что я ему открыл, привело его в такое негодование, что если бы он узнал все, то испытал бы самое настоящее отвращение. Рольф считал, что Баррич поступил правильно, когда не позволил мне в раннем детстве установить связь с животным, но поносил причины, по которым он это сделал. Тот факт, что мне удалось, несмотря на слежку Баррича, подружиться с Кузнечиком, явился для него еще одним доказательством моей лживой натуры.