Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Шрифт:
Возвращаясь домой после этого знаменательного свидания, мистер Бантинг чувствовал такой прилив жизненных сил, что они рвались из него наружу, как пар из парового котла; к тому времени, как он добрался до коттеджа «Золотой дождь», он был уже на волосок от взрыва. Чуть не вприпрыжку побежал он на своих коротких ножках по тропинке к дому, повозился с дверным запором, ругаясь, правда добродушно, и с шумом ввалился в переднюю. Тут он вспомнил о детях и о необходимости сдерживать свои чувства; дети могли быть дома.
Они и были дома — все трое, Эрнест, Крис и Джули — и сидели у камина. При его появлении они обернулись и, как по команде, воззрились на него
— Мэри, пойди-ка сюда на минутку!
Он плотно притворил за ней дверь.
— Тысячу фунтов самое меньшее — вот что говорит Хаулэш, — объявил он в заключение, изложив жене дело, и упругой, энергичной походкой принялся ходить из угла в угол по выложенному плитками полу. — Тысячу фунтов! — восклицал он снова и снова и, как бы невзначай схватив с буфета сладкий пирожок, отправил его в рот; пережевывая сочные куски теста с вареньем, он принялся добавлять к своему рассказу некоторые красочные подробности.
— Как это будет чудесно, правда, Джо? Мы заживем припеваючи.
Он подумал, что ее следует предостеречь. — Подожди. Еще неизвестно, выгорит ли. Только не говори им, — он кивнул в сторону гостиной.
— Они сейчас же бог знает что придумают.
— Но ведь это все-таки будет перемена в нашей жизни? Для всех нас?
— Ну, еще бы! Как ты думаешь, не сбегать ли мне за бутылочкой «Принца Чарли»? А тебе прихвачу портера. Отпразднуем.
— Не стоит тратиться на портер...
— Нет уж, извини, старушка, сегодня ты получишь бутылочку «Гинесс», — величественно объявил он. — Стимулирует красные кровяные шарики. Ты что-то бледна последнее время. Только, смотри, им, — он жестом дал понять, что имеет в виду детей, — им ни слова.
В этот вечер они засиделись у камина, причем виски и бутылка «Гинесс» на столике перед камином придали их беседе оттенок пиршества.
Как только эта сделка осуществится, он выложит Вентнору все, что он о нем думает, все начистоту и объявит о своем уходе. Он долго смаковал эту сцену, на все лады разыгрывал ее в своем воображении. Если бы только мальчики зарабатывали побольше! Один-два лишних фунта в неделю — и совсем другое было бы дело. Он бы тогда ни от кого не зависел. А так придется!, пожалуй, попрежнему гнуть спину и терпеть Вентнора и Слингера, — и все только потому, что Крис и Эрнест не желают интересоваться своей работой.
— Вот если бы Хаулэшу удалось поднять цену до полутора тысяч, — бормотал он. — Он ловкий парень. Энергичный.
— Вот увидишь, у тебя теперь и в магазине все наладится, — сказала миссис Бантинг. — Теперь тебе во всем начнет везти. Лучше всего, знаешь что? Продолжай работать, как раньше. Теперь все будет хорошо, Джордж, голубчик. — Она подняла стакан и блаженно хихикнула.
— Я хочу уйти на покой, Мэри, — солидно сказал мистер Бантинг. — Довольно я поработал. Хочу сидеть дома и заниматься своим садом. Ну, там, тебе немножко помочь по хозяйству. Может быть, даже в гольф поиграть. Мне ведь нехватает только клюшек: штаны у меня уже есть.
Затем он перешел
— Голубчик Джо! Разве нельзя подождать, пока ты приедешь домой?
— Может потребоваться срочный ответ. Дело серьезное. — Затем последовал довольно продолжительный экскурс в технику телефонных переговоров. — Помни же, — добавил он, — ни слова детям.
Мысль о тысяче фунтов, которая, как манна небесная, могла свалиться на него с каждой почтой, очень поддерживала мистера Бантинга во всех неприятностях, упорно преследовавших его последнее время.
Главной и непосредственной причиной этих неприятностей был его непокорный, густо напомаженный и с каждым днем все более ненавистный помощник — Слингер. Слингер, тщась окончательно обольстить Вентнора, с каждым днем все больше и больше становился воплощением приказчичьих добродетелей. Излучая самодовольство всем своим существом, — отчего мистера Бантинга просто тошнило, — он стремительно превращался в образцового приказчика. Он являлся в магазин ни свет ни заря и покидал его позже всех и с видимой неохотой; все свое время и самого себя он отдавал фирме Брокли со страстью и самозабвением фанатика. Он довел до пределов мастерства свой природный талант обращать на себя внимание усердием и расторопностью. Стоило Вентнору войти в отдел, и Слингер был уже тут как тут. Он сразу бросался в глаза — озабоченная фигура в белой куртке, буквально разрывавшаяся на части. Но все же не настолько, чтобы не улучить минутки осведомиться у Вентнора, одобряет ли он его деятельность, и выслушать это одобрение с сосредоточенным и глубокомысленным видом человека, который старается запомнить каждую мелочь или сделать какое-нибудь оригинальное предложение, свидетельствующее о том, что, чем бы он ни занимался — сидел ли в кино, катал ли в колясочке своего младенца, лежал ли в постели, — мысли его неизменно были заняты одним — заботами о благосостоянии фирмы Брокли. При этом он обычно выражался так:
— Я сделал все, как вы предлагали, сэр. Это замечательная идея, сэр. Замечательная, сэр. — От беспрестанного повторения словечка «сэр» от него все время исходил какой-то свист и шипение.
«Как сифон с содовой водой, — думал мистер Бантинг, мрачно взирая на эти «обезьяньи ужимки». — Ведь вот подлиза!» Его поражало, как Вентнор мог терпеть подобную угодливость.
— Проклятая болонка! — бормотал мистер Бантинг, выглядывая из-за перегородки и загораясь гневом. — С какой стати Вентнор разговаривает с ним? Кажется, я здесь заведующий, а не Слингер. В нем медленно зрело решение. «Слингер опять начал забываться. Надо его осадить». Поскольку долг и внутренняя потребность для мистера Бантинга сливались в этом вопросе воедино, он решил произвести «осаживание» как можно основательнее и при первом же удобном случае.
— Какого ты мнения о Слингере? — спросил он Кордера за завтраком. — Я его просто не выношу.
— Слингер? — повторил Кордер и в поисках точного определения устремил взгляд на таявший в воздухе дымок папиросы. — Из гадов всех, кишащих на земле, нет гаже Слингера.
Это изречение показалось мистеру Бантингу необыкновенно метким и остроумным. Он повторил его несколько раз, он смаковал его. — Здорово сказано, Джо. А главное — не в бровь, а прямо в глаз.
— Опасный человек.
— Кто? Слингер? — Мистер Бантинг досадливо отмахнулся, не желая даже слушать подобную нелепость.