Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Шрифт:
— Я тебе сообщу, если будут новости, — оказал Эрнест, когда они дошли до дверей доктора Эрла.
— Хорошо. — Она пристально взглянула на него. — Точно такого места, о каком ты мечтаешь, Эрнест, тебе никогда не получить. Мест на заказ не делают.
— Я и не жду, что для меня сделают. Я только хочу знать наверное, что поступил правильно.
— Не всегда легко это узнать, — не сдавалась Эви. — Впрочем, это твое дело — решать. Я совсем не требую, чтобы ты делал то, чего не хочешь.
— Послушай, Эви, я хочу только сделать так, чтобы нам с тобой
— Конечно, верю. Только...
— Что «только»?
— Нет, ничего! Делай, как тебе кажется лучше. — Эви ушла, оставив Эрнеста в мучительной нерешимости; никогда еще, кажется, он не чувствовал себя таким несчастным.
По дороге домой он несколько раз то хотел взять место у Дэнби, то решал отказаться от него, и какое бы решение он ни принимал, сейчас же в голову начинали лезть доводы против и вступали в борьбу с доводами за, так что под конец в голове у него стало гудеть, словно в палате депутатов. Самое лучшее, решил он в заключение, посидеть в гостиной и обдумать это дело за папиросой. Можно написать на бумажке все доводы за и против, подвести итог и после этого решить окончательно. Это будет всего лучше и всего разумнее, — и, вынеся такое решение, он веселее зашагал домой, а в прихожей на столике нашел письмо от Дэнби.
Его час тому назад принес рассыльный. Дэнби, обдумав дело со всех сторон, предлагал Эрнесту поступить в нему на испытание, для начала на три фунта в неделю, а через полгода, если Дэнби останется им доволен, ему прибавят еще пять шиллингов. Дальнейшее будет зависеть от его стараний и способностей.
Не теряет времени, подумал Эрнест. Так, значит, он произвел благоприятное впечатление на Дэнби. Жалованье неплохое, больше того, которое он сейчас получает, и есть надежда на прибавку. Он сунул письмо в карман. Это ультиматум: надо решать теперь же.
К чаю дожидались только Эрнеста. Мистер Бантинг, стоя на коврике перед камином, уже давно в нетерпении поглядывал на стол. Он обратил внимание Эрнеста на часы.
— Ты что-то запоздал. Где ты пропадаешь, Эрнест? И к обеду не приходил.
— Много дела. Пришлось кое-где побывать в обеденный перерыв.
— Так ведь городское управление не требует, чтобы ты оставался без обеда.
— А вот сегодня пришлось.
— Значит, у вас что-то неладится с организацией дела, — вынес приговор мистер Бантинг. — Неувязка. Если ты работаешь сверхурочно, то они должны тебе оплачивать эти часы. Столько дерут налогов, что могут себе это позволить.
— Но, папа. — вмешалась Джули. — может быть, Эрнест просто начинает проявлять интерес к делу?
— Перестань, Джули, — остановила ее мать, и мистер Бантинг подозрительно покосился на дочь: уж не острить ли она вздумала?
— Я для тебя сделала яичницу. Ведь ты не обедал, Эрнест. Криса мы дожидаться не будем.
— Ах, мама! — воскликнула Джули, сморщив носик. — Я тоже хочу яичницу.
— Говорят, в Германии яйца стоят восемь пенсов шутка, — заметил мистер Бантинг. — И все Гитлер и это самое вооружение.
— Но, папа, разве для вооружения
— Они их подвергают анализу. Извлекают из них разные вещества, нужные для производства бомб. Кажется, глицерин, что ли. Я читал в «Сирене». Этот Гитлер...
— Джордж, голубчик, не заводи ты все это сначала, — запротестовала миссис Бантинг.
— Я ничего и не завожу. Сказал просто, что в Германии яйца стоят восемь пенсов штука, потому что строй там не демократический.
— Ну, а у нас в Килворте они стоят два пенса штука.
— Два пенса? Быть не может! Когда я был мальчишкой, на шиллинг давали полтора десятка, а бой — полпенни за штуку. А мы и такие редко ели. Больше сидели на хлебе с топленым салом. Никаких витаминов тогда не полагалось. А народ был покрепче нынешнего. Грудь — во! Плечи — во! Как пышки.
— А я люблю хлеб с топленым салом, — объявила Джули. — Мама нам никогда не дает.
— Вот жила бы ты в Германии, так и сала бы не видала, — заметил мистер Бантинг. — Динамит важнее сала, — так сказал Гитлер...
— Джордж, ради бога, оставь ты Гитлера в покое.
— Я ведь только рассказываю, что прочел в газете.
— Так перестань читать газеты. Тебе чего дать, Джули?
— Хлеба с топленым салом.
— Это уже дерзость, — сухо заметил мистер Бантинг.
— А я хочу хлеба с топленым салом, — повторила Джули, делая большие, невинные глаза, — Я хочу, чтоб у меня была грудь, как пышка.
— Джули! — воскликнула шокированная миссис Бантинг.
На секунду глаза мистера Бантинга сверкнули опасным огоньком. — Я совсем не то сказал. Ты отлично знаешь, что именно.
Миссис Бантинг вздохнула. — Что такое со всеми вами творится? Неужели вы не можете даже чаю напиться спокойно, не заводя ссор?
Эрнест пожал плечами с видом покорности судьбе. Это не дом, а какой-то обезьянник. Его мучило подозрение, что Дэнби недаром поторопился предложить ему работу, что тут что-то нечисто. Да еще «на испытание» — и это тоже неладно.
— Ни минуты покоя, невозможно думать, — сказал он.
— А ты не думай, когда ешь, — сказал отец авторитетным тоном медицинского консультанта «Сирены». — Вредно влияет на пищеварение.
— Вот и Крис, — с облегчением провозгласила миссис Бантинг.
— Опоздал чуть ли не на час, — проворчал мистер Бантинг. — Что вы там делаете на службе, просто ума не приложу. Наверное, половину дня развлекаетесь.
— Здравствуй, отец. Опять завел свою музыку? — весело приветствовал его Крис.
Он придвинул себе стул и улыбнулся сестре.
— Здравствуй, мордашка!
— Здравствуй, олух!
— Ну, ну, — вмешался мистер Бантинг. — Потише, дети!
— Тише, Эрнест! — поддержал его Крис, употребляя прием, именуемый в стилистике литотесом.
Эрнест вскочил с места. — Ей-богу, мне все это на нервы действует. Прямо обезьянник какой-то!
— Погоди минутку, Эрнест. Я тебе купил папирос.
— Это еще зачем? — спросил неблагодарный Эрнест. — Не мой день рождения и вообще не праздник.